Ахиллесова пята
Шрифт:
Тело являлось гнилой прослойкой между ей самой, настоящей Надей и всем остальным. Оно жило своей жизнью, преподнося каждый день новые сюрпризы. Так Надя и жила: были мысли, были чувства, был внешний мир, но также существовало больное нечто, неконтролируемое, желающее в любую секунду её убить.
К счастью, мама всегда была рядом.
Крошечный промежуток по утрам, когда тело уже проснулось, а голова ещё нет, был лучшим периодом дня. Надя чувствовала каждую мышцу своего расслабленного, теплого тела, в котором ничего не болело. На душе было легко, спокойно и хорошо. Потом просыпался мозг. Он начинал сканировать каждую клеточку тела и шуметь как
– Посмотри, что у меня там?
Мама суетливо вытерла руки о халат и задрала Надину футболку.
– Родинка? – она осторожно дотронулась до неё. – Запишу тебя к врачу, проверишься.
Надя с благодарностью прижалась к маме.
– Спасибо, – пробубнила она куда-то в её плечо.
– Я сегодня задержусь на работе. Ужинай и ложись без меня, хорошо?
– Опять аврал? – вздохнула Надя.
– Как всегда в середине года, – протянула она устало, но тут же бодро накинула сумку на плечо и подкрасила губы. – Учись хорошо. – Мама оставила след на Надином лбу и уехала.
Главный корпус университета находился в центре. Старое здание с портиком служило местной достопримечательностью в небольшом городке. Надя с сожалением смотрела на него из заляпанного окна автобуса. Здесь она была два раза: на дне открытых дверей и при подаче документов в приёмную комиссию. Занятия у её группы шли в новой коробке, построенной наспех и там не было ни белого мрамора, ни колонн, ни причастности к чему-то великому и благородному. Зато холодный бетон и белый пластик хорошо готовили к больничной жизни после выпуска, так что иллюзий Надя не питала.
Она откинулась на спинку сидения и тут же села опять ровно. Не хватало родинку содрать. Надя раскрыла сумку и ещё раз пересчитала вещи. За полчаса с момента выхода из дома ничего не изменилось: две толстые тетради с конспектами, учебник по патанатомии, бутылочка воды, из которой уже вышли газы. Ключи, кошелёк и телефон. Потайной кармашек Надя открывать не стала, и так нащупав прокладку, блистер с таблетками и бутылочку нашатыря. Она провела ещё раз по тонкой ткани и разозлилась на себя. Маленького мягкого комочка не было. Забыла положить вату! Что мочить нашатырем, когда на паре ей опять станет плохо? Пальцем виски мазать? Наде казалось, что она вся уже пропахла резким запахом спирта, а из рта у неё несёт горечью таблеток.
Что-то оранжевое блеснуло между учебником и тетрадью. Надя подцепила краешек и вытащила из сумки её импровизированную больничную карту. Она повертела её в руках и вложила в учебник. Сунула, наверно, утром впопыхах.
В курилке рядом с университетом стояли одногруппники, зажав между зубами сигарету и о чем-то переговариваясь. Надя склонила голову и сделала вид, что их не заметила. Она выскочила через заднюю дверь и забежала в корпус.
Одногруппники пили, курили и радовались жизни. Им плевать было и болячки, и на смерть, и на всё на свете. Надя была почти уверена, что у Маши Барановой анемия. Это выдавали постоянные жалобы на больную голову, желтоватое лицо и одышка на паре по физкультуре. Дёрганная Света Матвиенко дымила сигарету за сигаретой и запивала их крепким кофе – привет гастрит и расшатанная нервная система. Юра Серов выглядел самым нормальным из всех троих. По крайней мере диагноз с ходу Надя ему поставить не могла. Кожа была нормальная и здоровая, сколько бы пачек он ни выкуривал. Ногти аккуратные,
Из передних дверей также вышмыгнула Лика Есешина – полная низкая девушка, несмотря на свой вес, передвигающаяся бесшумно и незаметно. Они с Надей всю поездку делали вид, что не замечают друг друга, хотя столкнулись в дверях. Лика читала книгу в самодельной обложке, а Надя копалась в сумке.
Лекционные залы в корпусе-коробке были похожи на холодильные камеры: там всегда дуло из оконных щелей. Зимой все, включая преподавателя, кутались в куртки, даже поздней весной какой-нибудь чахлый студент начинал под конец пары шмыгать носом. Глаза резала белизна стен, с ней сливалась глянцевая доска, на которой скрипел черный маркер. На дворе был июнь, пары заканчивались и велись неохотно и нудно.
В перерыве Надя смотрела в окно. Вид ей был хорошо знаком: аллея маленьких и тощих лип, посаженных администрацией к Дню Победы, забор и дорога, по которой изредка проезжали машины. Смотрела лишь бы чем-то себя занять и время быстрее пролетело, но с такой внимательностью, чтобы все поверили в том, что ей на самом деле просто замечательно. Просто великолепно третий год подряд смотреть в одно и то же окно и видеть один и тот же пейзаж. И знать она не знает ни о каком сжирающем страхе, и общаться с ними она тоже совсем не хочет. Надя со злостью ухватилась за подоконник и сжала холодный пластик.
– Эй, Надя.
Она обернулась. Юра ходил по рядам, заглядывая в тетради однокурсников.
– Дай свой конспект.
Надя, скрепя сердце, согласилась. Она не любила, когда кто-то чужой дотрагивался до её вещей, физически ощущая следы их пальцев, ворвавшихся на её территорию и решивших навести тут свой порядок, но и отказывать не умела.
Юра боком прошел между узкими рядами, поднимая сидения, и остановился у её места. Одногруппник полистал толстую тетрадь, лежащую сверху ровной стопки, и закрыл её. Он нерешительно подтянул к себе учебник, поводил пальцем по крупной букве П в названии и резко выдернул из него оранжевую тетрадь. Надя прикусила язык и медленно направилась к нему. Юра поднял глаза на Надю, их взгляды встретились.
«Не вздумай».
«Еще как вздумаю», – усмехнулись Юрины глаза, и он открыл тетрадь.
– Положи, – выкрикнула Надя и сама вздрогнула от своего голоса. Она застучала по ступеням к своему ряду. Ребята из соседней группы замолчали и смотрели на неё. – Пожалуйста.
Раскрытый перечень болячек лежал перед Юриным носом. Наде казалось, что она сама голая и со вспоротым животом с кишками наружу лежит перед его носом. Юра положил тетрадь на место. Надя схватила стопку своих вещей и прижала их к груди, боясь, что их кто-то отнимет.
– У тебя крыша едет, Морозова? – криво улыбнулся парень, положивший ноги в грязных ботинках на длинную скамью. Его халат в желтых разводах был распахнут, патлатому Антону на грани отчисления было плевать на такие мелочи.
Одногруппницы зашептались, даже Лика оторвала голову от книжки. Надя положила вещи обратно на парту.
– Ты вот… Ты нашёл, что искать? – она как можно более небрежно пробормотала, обращаясь к Юре и тут же поправилась. – Искал. Ты нашёл, что искал?
– Спасибо, нашёл. Ты же знаешь, что у нас скоро практика? – поинтересовался вдруг Юра. Он присел на её место, вытянув длинные ноги. – Жмуриков пойдём смотреть.