Ахиллесова пята
Шрифт:
– Я сейчас вызову полицию, они выломают дверь, – угрожала мама, дергая за ручку. Надя стояла рядом, свесив голову. Она пару раз нажала на звонок, но трели не было слышно. – Папа, папа, открой.
На лестничной клетке начали собираться соседи.
– Пошли вон, – зашипела мама, размазывая по лицу потекшую тушь, и продолжила стучать.
– Вы не знаете… Василий Леонидович… он вам открывает? – Надя пыталась продраться сквозь крики мамы. Та посмотрела на неё с ненавистью и продолжила стучать.
Замок щёлкнул и дверь на немного приоткрылась.
–
– Марина, уйди.
– Василь Леонидыч, вы что творите, нас всех на уши подняли, – загалдели соседи.
– Уходите все, оставьте меня в покое, – голос звучал из глубины квартиры, самого деда было не видно.
– Папуля, открой, – мама заглядывала в щель. – Это я и Надюша. Посидим вместе, попьём чайку, как всегда, – она вцепилась в Надю и притянула её к щели. – Надя, скажи: «Привет, деда».
– З-здравствуй. Те, – запуталась в двух словах та.
Мама больно оттолкнула её.
– Пап, давай поговорим, – мама старалась звучать уверенно и твёрдо.
– Можешь оставить продукты под дверью и уходи.
Дверь закрылась.
– Так. Так, так, так, – мама говорила со всеми и ни с кем. Она утерла слезы, достала из сумки расчёску и зачесала тонкие, тёмные волосы в гладкий, высокий хвост. Размазавшаяся тушь делала её похожей на злодейку Лебединого озера.
Соседи смотрели на неё зачаровано.
– Антонина, – она обратилась к женщине средних лет из соседней квартиры. – Если вы услышите что-то подозрительно или наоборот звуки пропадут, прошу вас звонить в скорую и полицию. И мне, пожалуйста. У вас есть мой номер?
Мама менялась с сумасшедшей скоростью. Она быстро договорилась с соседкой об оплате. Антонина отнекивалась, но мама достала из кошелька красную бумажку и вложила её в карман халата.
– Извините за беспокойство, расходитесь пожалуйста. – её глаза сверкнули, и соседи, очнувшись, начали разбредаться. – Надя, мы с тобой в магазин.
В супермаркете она методично складывала в тележку продукты, почти не задерживаясь у полки и не сомневаясь в своём выборе. Крупы: рис, гречка, макароны нескольких видов. Консервы, мясные и рыбные. Сосиски, колбаса и ванночки плавленого сыра. Две бутылки масла. Упаковки печенья. Соки.
Запаса бы хватило на месяц, но мама, кажется, была настроена более оптимистично.
– Ему нужно побыть одному. Маму только недавно схоронили. Конечно, папе тяжело, нам всем тяжело, – она уверяла Надю. – Неделя пройдёт, и мы будем деда нашего потихоньку в чувство приводит. У нас поживёт, потом в санаторий его отправим. Надюш, посмотришь в интернете, где лучше: в Кисловодске или на Кавказе? У него почки больные…
Мама тараторила, пробивая продукты на кассе. Она прикладывала штрихкод и после того, как касса издавала пикающий звук, засовывала в пакет.
Она оставила его у двери в квартиру. Перед тем как уходить мама тихонько постучала.
– Папуль,
Надя спустилась на пролёт ниже, мама последовала за ней. Она подняла голову на лестничную клетку над ними. Дверь в квартиру была закрыта. Не было ни шагов, ни шорохов, ни скрипа щеколды. Они постояли ещё чуть-чуть. У Нади устали ноги, и она присела на корточки. Мама, не отрываясь, следила.
Ничего.
Они спустились, сели в машину и уехали домой.
Это повторялось из раза в раз. Мама с Надей оставляли пакет с один и тем же неизменным набором под дверью и уходили. Иногда они сидели у Антонины на кухне, соседка рассказывала о том, что видела и слышала. Мама впивалась в каждое слово. Вода льётся, счётчик мотает свет, тяжёлая поступь шагов, никаких посторонних запахов. Антонина божилась, что дед забирает продукты, как только видит, что машина исчезает за углом дома. Она встала и открыла шкафчик, чтобы достать чай. Надя заметила, что на полке стояли четыре полные бутылки масла.
Антонина забрала коробку с пакетиками и быстро закрыла дверцу.
– Ну ещё недельку посидит, потом вылезет, – мама уверяла теперь и соседку, а та, откусывая пряник, согласно кивала.
Недели сменились месяцами, месяцы близились к году. Мама не унывала. Со спокойной улыбкой она выстукивала что-то на азбуке Морзе перед тем, как уйти. Сейчас она почему-то задерживалась, перебирая и пересчитывая в пакете продукты. Надя облокотилась на стену и украдкой кашлянула в кулак. Мама метнула ледяной взгляд на неё.
– Заболела? Я тебе говорила.
– Просто в горле запершило.
– Смотри там…
Надя отвернулась и вытерла нос краешком кофты. Болезнь была готова наброситься в любой момент. Ощущение того, что вот-вот легкий насморк перерастет в сильную заложенность, а боль при глотании в острую ангину злило и успокаивало одновременно. Мама опять оказалась права. Слабая дрожь, словно зудят кости, собралась у солнечного сплетения и вдруг распространилась по всему телу. Зеленые и желтые вспышки замелькали перед глазами. Надя сунула руку в карман и прижала подушечку пальца к острому концу ключа. Боль немного удерживала, но слабость и темнота накатывали и грозились захватить полностью.
– Мам, поехали домой. Мне нехорошо.
Мама уцепилась за это. Она опять прикладывала руку к её лбу, удостоверяясь: да, вот оно. Слабость, жар. Наде казалось, что она даже уловила торжествующую улыбку.
– Открой, Наде плохо.
В коридоре послышались шаги. Дед появился на пороге, осунувшийся и сутулый.
– Давай её на кровать, – сказал он маме и впустил их внутрь.
Мама за руку провела её в комнату деда. Дед и бабушка спали всю жизнь в разных комнатах совсем не похожих друг на друга. Её – светлая, просторная с накрахмаленными салфетками и фарфоровыми пастушками в серванте и его темная, колючая, с ковром на стене, железной кроватью с шишечками и деревянным, потертым полом.