Академик Ландау. Как мы жили
Шрифт:
— Нет, я прямо от Капицы.
— Но я вижу, ты чем-то расстроен.
— Да, пожалуй, за этим ленчем у Капицы мне было очень не по себе! Понимаешь, за столом много учёных со всего мира, и все, все наперебой говорили только о моих работах, расхваливая их. Неужели эти иностранцы не понимали: ведь неприлично, будучи в гостях у всемирно известного физика Капицы, без конца хвалить только работы Ландау, хотя у Капицы есть очень много хороших работ. К триумфу я безразличен, но Анна Алексеевна могла убить меня молнией своего взгляда. А сам я плохо себя чувствовал перед Петром Леонидовичем. Я
— Дау, что ты ел на ленче?
— Что я ел? Коруша, кажется, жареную лягушку. Ну как ты можешь спрашивать меня о такой ерунде? Я никогда не знаю, что я ем. Я ем, если вкусно, и не ем, если невкусно. А что? Вот это меня никогда не интересовало. Помнить, что ты ел, это просто невозможно.
Воистину интеллект с желудком не в дружбе!
И уж к слову будет сказано. Как-то во время войны в Казани мне удалось на рынке раздобыть кусок парной телятины. Жаркое из телятины за обедом Дау назвал очень вкусным, а когда в тот же день подошёл ужин, и он узнал, что на ужин тоже телятина, он сказал: «Как, и на обед телятина, и на ужин телятина! Коруша, это очень скучно». Но, подойдя к столу, увидев холодную телятину, нарезанную ломтиками, он с восторгом воскликнул: «А вот такую телятину я с удовольствием съем не как телятину, а как колбасу». — «Пожалуйста, можешь есть её как шоколад, но только съешь. Не каждый день удаётся достать такие продукты».
Однажды к обеду с «мозгом мира» я замариновала судака, за которым специально ездила на Оку. Маринованный судак получился отменным. Моим иностранным гостям он пришёлся очень по вкусу. Они стали наперебой спрашивать рецепт. Не зная английского языка, попробуйте объяснить. В голову пришли им понятные слова, и я сказал: «Это секретно». Все гости долго и искренне смеялись. Иностранцам-физикам было знакомо русское слово «секретно».
Глава 31
В один прекрасный день весной 1961 года Даунька с буйной радостью ворвался в кухню: «Коруша, пришла телеграмма: Нильс Бор прилетает в Москву. Мы завтра едем на Шереметьевский аэродром встречать Нильса Бора, его жену Маргарет и сына Ore».
Как был счастлив Дау, узнав о приезде Нильса Бора. На Шереметьевском аэродроме Дау так сиял, просто парил. Мне казалось, что сейчас у него появятся крылья и он полетит навстречу своему легендарному учителю.
Свой первый визит в Москве Бор нанёс Ландау. Как я готовилась к этому приёму! Даже цветы подобрала в одной гамме с сервировкой стола. Награда была большая: Маргарет, войдя в столовую с мужем, сказала по-русски: «Как все красиво вы сделали!». Оказывается, собираясь в Москву, они изучали русский язык.
Это был последний приезд величайшего физика нашей эпохи в Советской Союз. Сознавая свою причастность к созданию атомной бомбы, он горел желанием внести свою лепту в дело разоружения, в дело борьбы за мир, хотел обсудить эту проблему с Н.С. Хрущёвым.
Будучи у нас в гостях, он поделился своими соображениями с Дау, сказав, что записался на приём к Хрущёву: «Мне пообещали свидание, и я с завтрашнего дня буду сидеть в гостинице ждать телефонного звонка, чтобы узнать
Ведущие физики Москвы Капица, Алиханов и другие готовились принять у себя Нильса Бора. Он обещал после приёма в Кремле посетить их.
Напрасно Алиханов ежедневно заготовлял шашлыки. Никого не смог посетить легендарный физик. Около недели тщетно ждал он телефонного звонка. А потом уехал!
Дау, ежедневно его посещавший, разворачивая газету, говорил: «Вот сегодня Никита Сергеевич принимает в Кремле доярок, вчера он принимал свекловодов, а для Бора у него нет времени. Но ведь великий Бор — гость страны. Это просто неприлично!».
О Нильсе и Маргарет Бор Дау мне рассказывал ещё в Харькове: в Дании есть огромный роскошный дворец. Его некогда выстроил миллионер-пивовар для самого выдающегося человека Дании. Этот дворец по своей красоте соперничает с королевским дворцом. В нем живёт со своей семьёй Нильс Бор. Ещё с харьковских времён жена Бора Маргарет представлялась мне женщиной, похожей на королеву (живёт в таком дворце!). Я не ошиблась: в ней было что-то королевское. Она привезла мне в подарок красивый воздушный шарф небесно-голубого цвета. Меня поразили её слова: «Так трудно было в Копенгагене узнать, что жена у Дау блондинка». Я до слез была тронута тем, что семья Бора, собираясь в Москву, интересовалась мной. Такое и присниться не может. Это просто фантастика.
Нильс Бор привёз в подарок Дау чашу литого серебра. Я вспомнила, что у меня есть колье из аквамаринов стариннейшей работы, и подумала, что оно очень подойдёт Маргарет, тем более что украшений на ней не было. Поздно вечером, когда они уходили, при прощании я надела Маргарет свой подарок. Колье произвело на всех большое впечатление, даже Бор сказал по-русски: «О, это настоящая старина». А когда все разошлись, Дау мне с большой гордостью и глубоким значением сказал: «Коруша, можешь гордиться: ты в своём доме приняла настоящего великого человека».
Бор рассказывал очень много интересного. В кабинете Дау, взяв в руки огромную золотую медаль Макса Планка, которую среди учёных мирового масштаба имеют только пять человек (Эйнштейн, Бор, Гейзенберг, Паули и Ландау), он весь просветлел, улыбнувшись своей доброй улыбкой. Ему было очень приятно, что его ученик Дау имеет эту поистине международную награду.
Накануне второй мировой войны об атомном оружии поговаривали во всем мире, особенно в мире науки. Всех пугала мысль, что расщепление было открыто именно в Германии. Все боялись, что немцы оборудуют свои военные корабли атомными двигателями или вдруг устроят атомный взрыв.
Я помню, однажды в неурочный час Пётр Леонидович Капица срочно вызвал Дау к себе домой. Когда Дау вернулся, я спросила:
— Дау, что-нибудь случилось?
— Нет, Коруша, пока ещё ничего. Просто Пётр Леонидович попросил меня теоретически опровергнуть возможность создания атомной бомбы. Он сказал, что ему надоело слушать и читать о том, что атомный взрыв возможен.
— Ты согласился?
— Нет, Коруша. Я сказал Петру Леонидовичу, что атомную бомбу обязательно сделают. И атомный взрыв, возможно, тоже произойдёт. А первую бомбу сделают обязательно в Америке, примерно лет через десять.