Академик Ландау. Как мы жили
Шрифт:
Если ничто не помешает, завтра, обязательно завтра, я должна выкрасть Дау от Егорова. Решила так: сдаю продукты повару, на улице останавливаю любого сильного парня и прошу помочь за вознаграждение. Этот парень садится ко мне в машину, мы с ним въезжаем в открытые ворота к крыльцу палаты Ландау.
На следующий день все у меня шло как по маслу. Сдала продукты рано и только постояла на улице пять минут, появился богатырь. Я вся дрожала, бил нервный озноб.
— Извините, мне очень нужна ваша помощь. У меня в этой больнице муж. После автомобильной аварии он еще не ходит.
— Пожалуйста, я с удовольствием вам помогу.
Он сел в машину, я развернулась и заехала в переулок. Но, боже, что же это? Открытых ворот нет! Очень высокие железные ворота наглухо закрыты! Заикаясь, начала извиняться. Молодой человек денег у меня не взял. Позже я узнала: через открытые ворота родственники послеоперационного больного пронесли и через окно передали в палату бутылку водки. Больной умер с бутылкой в руках. Теперь ворота закрыты и охраняются. Похищение сорвалось.
Глава 39
На следующий день, как только сдала продукты повару, пошла к Дау в палату. Вышла на это самое крыльцо. Сторожа нет, охраны нет. На воротах со стороны двора огромный висячий замок. Вернулась в палату.
Как добыть ключ от этих неохраняемых ворот? Через центральные ворота меня никогда не выпустят на машине с Дау. Через те ворота без всякого пропуска я провезла в институт Топчиева и Чахмахчева, нанеся удар в челюсть Егорову и Корнянскому! Тогда сторожам досталось. Они на меня смотрят зверем. Я их действительно обманула.
Женщина-повар из больницы Академии наук. Ее начальство не Егоров. У нас с ней сложились неплохие отношения, она мне сочувствует, она здесь работает на кухне без выходных дней. Наверное, знает здесь всех. А если я ее попрошу выкрасть ключ от этих ворот? Другого пути нет. Не откладывая, решила дождаться повара. Когда она принесет завтрак Дау, попробую поговорить с ней. Улучила момент:
— Полина Андреевна, я хочу с вами посекретничать. Давайте выйдем на это крылечко. Полина Андреевна, у меня к вам большое дело. Вы ведь знаете, когда Топчиев был здесь, он дал распоряжение Чахмахчеву вывезти Ландау из этой больницы. Егоров не по закону задержал его здесь. А Топчиев приедет нескоро. Помогите мне выкрасть ключ от этих ворот. Я хочу увезти мужа отсюда домой. Вы сами слышите, как он меня умоляет об этом.
Она очень растерянно повторила:
— Я? Выкрасть ключ?
Весь ее вид, ее глаза сказали: «Нет». Ведь это было противозаконно. Похищение не удалось. Мечту о похищении Дау пришлось перечеркнуть.
Как-то, подходя к палате Дау, я услышала крик Корнянского. Он кого-то ругал. Вошла в палату к Дау. Профессор Корнянский не по-профессорски кричал на Дау: "Вы законченный развратник!". Он его в чем-то уличал, корил, не стесняясь в выражениях. Он стоял над Дау огромный, несуразный. Асимметричное лицо от злости стало багровым, а живот выпирал из тесного халата.
— Что случилось? Почему вы так кричите на больного?
Он повернулся ко мне:
— Ваш похотливый, развратный муж пристает
Я опешила, у меня опустились руки. Он вышел, окинув меня презрительным взглядом. Перепуганный Даунька с облегчением вздохнул.
— Корочка, это еще ничего. Этот палач Корнянский только покричал, он днем всегда кричит, а ночью устраивает мне пытки. Забери меня отсюда, я его очень боюсь. Хорошо, что ты пришла, мне так плохо, меня терзает боль в ноге!
Я обратилась к медсестре:
— Объясните, что здесь произошло?
— Просто этот Корнянский — хам. Он на всех орет и на Льва Давидовича все время кричит. Здесь собрались студентки-практикантки из мединститута. Пришли ваши физики и заговорили о любви. Лев Давидович тоже включился. Появился Корнянский и всех разогнал. Лев Давидович убежать не мог, вот он и накинулся на больного. Вы разве первый раз слышите, как Корнянский орет?
— Да, впервые.
— Ну считайте, что вам повезло. Не пугайтесь, если застанете Корнянского, когда он будет внушать на высоких нотах Льву Давидовичу, что пора пользоваться уткой.
— Какой уткой?
— Вы не знаете, разве, что лежачие больные мужчины мочатся в утку?
Она показала мне странный сосуд.
— Лев Давидович не чувствует позывов, он ходит под себя.
— Я это знаю. Я сама стираю его белье и регулярно доставляю чистое. Вот и сейчас я привезла белье на ночь, а утром привезу еще.
Сама я подумала: медик, а терпение теряет. Я же вооружилась терпением. Если этот профессор так кричит на больного, больной находится в вечном страхе. Похищение не удалось, а Топчиева нет.
— Даунька, милый, чем ты так насолил Корнянскому?
— Коруша, я уже не помню. У меня очень болит нога.
— Даунька, ты, наверное, начал учить Корнянского, как нужно жить? О необходимости каждому мужчине иметь одну любовницу, а еще лучше две?
— Коруша, что ты, разве с палачом можно говорить о любви? Здесь были молодые девушки. Я им посоветовал не терять молодые годы. Надо помнить, что жизнь коротка, а молодость еще короче. Но, Коруша, почему ты меня не берешь домой? Я уверен, если мне ночью не будут устраивать пыток, я дома сразу выздоровлю. Каждую ночь палачи сжимают раскаленными щипцами мне больную ногу. Ты не представляешь, какая адская боль.
По своим обязательствам я все время появлялась в больнице, каждый день в неурочное для посетителей время, совсем рано, когда еще не сменялись ночные сестры. Привозила белье, потом ехала на рынок, привозила повару свежие продукты. С раннего утра Дау был в полном сознании, всегда жаловался только на боль, а во второй половине дня заговаривался, начинал бредить.
Я заворачивала пижаму и любовалась, как на больной ноге постепенно возрождаются к жизни мышцы. Уже пустой мешок на левой икре стал заметно оживать, граница боли спустилась ниже, но боли в месте между живыми и омертвевшими тканями по-прежнему ужасны. Я до предела была переполнена этой болью. Помочь — вне моих сил. Даже если бы мне удалось выкрасть Дауньку от Егорова, все боли переселились бы вместе с ним домой.