Академия Полуночи
Шрифт:
Стук в дверь прервал полную притворного сожаления речь артиэллы. Не дожидаясь приглашения, в комнату заглянул парень — тот самый, что занимался расселением вновь прибывших: тощий и в больших круглых очках на кривоватом носу.
— Гордин? Что случилось?
— Прошу прощения, что прерываю, но дело срочное. Дуэль.
— Кто?
— Два нефрита. Шантар и Морроубран.
Мак-Фордин нахмурилась и сухо, уже без прежнего притворства спросила:
— Применение силы?
— Не выше четвертого уровня.
— Их разняли?
— Разумеется.
— Отлично. Нефритов ко мне. А ты, — колючий взгляд впился в меня иглами, — явишься после ужина к кэллеру. Он предупрежден о твоей отработке.
— Конечно, артиэлла, — я подскочила и почтительно склонила голову.
Сейчас злить Мак-Фордин было бы самоубийством.
— Свободна.
— Благодарю, директор, — я еще раз поклонилась и стремительно покинула кабинет.
Шум крови в ушах заглушал частый стук моих каблуков. Я едва не срывалась на бег, стремясь вернуться в главный зал.
Зря я покинула их! Зря не попыталась успокоить! Видела же, что оба готовы переступить опасную черту! Так почему же не вмешалась?
Почему?
Почему?
Почему?
Вопрос бился в голове, словно муха о стекло, — раздражающе настойчиво. Снова и снова до тех пор, пока разрозненные мысли не оформились в слова.
Потому что не верила, что два нефрита могут схлестнуться из-за халцедона. Недоделка. Меня.
Неозвученный ответ растворился на языке кислым вином. Я сглотнула в попытке избавиться от неприятного ощущения, но тщетно. Казалось, терпкий привкус успел впитаться, проникнуть в кровь и заструиться по венам.
Когда я добежала до главного зала, там уже было пусто. Горгульи замерли на выступах каменными изваяниями, и, вторя им, я сама замерла.
Зачем я здесь? Колдунам явно не нужна моя помощь. Один раз я уже позволила себе поверить, что халцедону по силам защитить нефрита, и это обернулось новыми проблемами. Пора бы принять неприятную истину, смириться.
Я знала, что должна поступить именно так. Знала, но не представляла, как это сделать. Сложно держаться бесстрастно, когда грудь стягивает беспокойством.
Низкий звон колокола упругой волной прокатился над корпусами. Ворвался в главный холл, оглушил на мгновение и испуганно, будто сожалея о содеянном, сжался под высокими потолками. Для меня он стал напоминанием, что академия — это не только душевные терзания. В первую очередь это цитадель знаний. И если я не хочу настроить против себя еще одного магистра, лучше бы мне поспешить на занятие.
Помещение, куда меня привел Путеводный свет, больше всего походило на пещеру: часть стен покрывал мох, с потолка свисали сталактиты. Сами стены оказались разноцветными от десятков видов камней. На полу стояли низкие столы и стулья — приходилось скрещивать ноги, чтобы сесть хоть сколько-нибудь удобно.
Магистр — старый артиэлл
Карие, цвета гречишного меда глаза внимательно проводили заходящих лернатов. А едва мы расселись, магистр заговорил:
— Рад приветствовать первый год халцедонов на занятиях по геомантии. Меня зовут Акель Роун.
Низкий голос звучал неожиданно приятно, как трель соловья в вечернем тумане. Он заполнял помещение, гуляя вдоль неровных стен, отражался от свисающих сталактитов и… растворялся, будто исчезая в молочно-белом шлейфе.
— Как вы знаете, геомантия посвящена изучению камней. Камни определяют в нашей жизни слишком многое — уверен, вы, халцедоны, понимаете это как никто другой. Дети Лунной империи зачастую вас не ценят. А зря, — тонкие сухие губы дрогнули в намеке на улыбку.
Лернаты молчали, жадно вслушиваясь в слова магистра. Все мы носим серые кольца лишь третьи сутки, но уже прочувствовали пренебрежение истинных темных.
— Халцедон — камень равновесия. Он способен накапливать и приумножать, пусть и незначительно, силы носителя. Халцедон неспроста выбран камнем для слабых детей ночи. Он — ваша поддержка, ваша опора и шанс урвать крупицу возможностей, которые остальным дарованы от рождения. Халцедоны слабы — это так. Но в то же время именно халцедоны служат мерилом для всех детей Полуночной матери. Как определить силу, если не с чем сравнивать? От чего отталкиваться? Именно вы, — взгляд магистра облетел присутствующих, — определяете, кто достоит зваться нефритом. Не сами нефриты — вы.
Едва отзвучал последний звук, помещение окутала тишина, такая плотная, что, казалось, в ней можно услышать гулкие удары взволнованных сердец. Слабые, привыкшие к понуканиям дома и в академии, лернаты вдруг почувствовали себя важными. Нужными. Магистр Роун покорил эти сердца, заполучил их всего несколькими добрыми словами. Без желания похвалить или подбодрить, без ненужной жалости, но с такой решительной убежденностью в каждом слове, что не поверить ему было нельзя. И мы поверили. Все и сразу.
— Каждый халцедон важен, каждый — нить в полотне Полуночной Матери, без которого узор будет неполным. И даже белый халцедон, — с улыбкой произнес магистр.
Я посмотрела на него растерянно.
— Эти стены уже много лет не видели белого халцедона. Вы, дорогая, редкость.
Сердце кольнуло сожалением. В голосе Роуна так отчетливо звучала гордость, словно слабость моего дара — великая удача. Вот только я не разделяла чувств магистра. Сложно разделять их, когда единственное, о чем мечтаешь последние одиннадцать лет, — стать нормальной: темной ведьмой, достойной собственного рода.