Академия тишины

Летова Ефимия

— Если вы… если вы всё знали, то какого… демона пытались меня тогда завалить?!

— Идите, Ласки, — устало произнёс Алахетин. — Леди Корнелия, знаете ли, тоже любила позакатывать мне сцены в этом кабинете.

— Так это из-за неё? — вдруг осознала я. — Но почему..?

— Нас учили, что судьбы нет, что мы творим свою жизнь сами, а боги, создавшие наш мир, более не вмешиваются в ход его существования, — вдруг как-то невпопад сказал проректор. — Может быть, это и так, но демоны определённо не связаны подобными обязательствами. Я не верю в судьбу, адептка, точнее, не хотел бы верить в неё, но когда я смотрю на вас, юная леди,

мне определённо кажется, что фатум существует. И в вашем случае она ведёт вас чужой дорогой. Дорогой, в которой слишком мало чего-то хорошего.

— Вы её не уберегли, — резко — резче, чем надо — сказала я.

— В стенах Академии ей ничего не грозило. Но она не пожелала продолжить обучение.

…Не пожелала, потому что ждала Джеймса. Но говорить об этом я, конечно, не стала.

— Что вы от меня хотите? — слишком резко, слишком, но как мне надоели эти намёки и загадки.

— Я бы хотел, чтобы вы были менее… заметны.

Разговор состоялся в послезакатный час, я вышла из главного корпуса и немного постояла у входа, глядя в ещё розовое небо в густо-синих разводах туч.

Быть менее заметной? После того, как семнадцать лет меня вообще никто не замечал? Я так долго была серой, не видной, не видимой, пусть даже и с даром, но — самой обычной, никакой. И продолжать таковой оставаться совершенно не хотелось.

Я тряхнула медно-рыжими волосами.

Вот моя суть. Быть яркой. Сильной, смелой, незабываемой. Огненной. А судьба… в судьбу я тоже не верю. Разве что в ту, которую мы творим сами.

***

— Джейма — адьют отбивает пальцами какой-то сложный ритм. То ли это просто его успокаивает, то ли так легче скрывать очевидно раздражающую, но неконтролируемую дрожь в пальцах. — Джейма, в прошлый раз вы прекрасно поработали со снятием заклинания. Вы спасли человеку жизнь.

Находиться с ним один на один мне неуютно. Некомфортно. Но Мэй и Леннарда увёл с собой некий незнакомый мне маг. Они тоже смотрели на меня, как дети, которых первый раз привели в школу — жалобно и тревожно.

— Не я одна, сэр. Нас было трое. Одна я бы вряд ли справилась.

— Да, да, понимаю, задача была не из простых… — тук, тук-тук, тук. Завораживающий и в то же время нервирующий стук.

Тук.

Тук-тук.

Тук.

— Иногда, — я вздрагиваю от звука его негромкого голоса. — Иногда, Джейма, наша служба на благо родины, человечества и близких нам людей, бывает сложной. Очень сложной. Болезненной. Даже мучительной. Каждый из нас знает, через какие трудности и внутренние барьеры приходится порой перешагивать, хотя не всегда может поделиться подобным вслух. Но это необходимо. Это часть роста. И плата за то, что мы получаем взамен.

Тук.

Тук-тук.

Тук.

— Вы помните то магическое плетение, Джейма?

— Д-да, сэр.

Тук-тук.

— Могли бы вы попытаться его… повторить?

— Что? — недоумённо сказала я. — Попытаться что сделать? Снять ещё раз?

— Не снять, Джейма. Повторить. Наложить самой.

— На кого?!

— Да хотя бы на меня.

— На вас? Наложить то самое заклинание?!

— Да, — из голоса адьюта вдруг исчезает уступчивая мягкость, словно под бархатной оболочкой прощупывается стальной трос. — Сделайте это, Джейма. Не думайте, просто сделайте. Прямо сейчас.

Глава 27. Прошлое

/прошлое/

«Корнелия, останьтесь»

Голос сэра Элфанта Джордаса гулко отдаётся внутри

моей головы, словно кто-то уронил в пустой колодец горсть камней. Не сразу я понимаю, что это просто иллюзия, и слова преподавателя я, студентка второго курса, не способна услышать. Они написаны на доске.

Я не сразу выхожу из плотного кокона безразличия, в который так старательно заворачивалась, закутывалась, пряталась последние дни, даже недели. Больше всего на свете я бы хотела сейчас остаться одной, пройти в свою комнату и свернуться калачиком на кровати, укутаться с головой во что-нибудь тёплое и тяжёлое, и никого не видеть, отогреться от ледяного озноба, ставшего моим постоянным спутником в этом году, несмотря на внутреннее магическое пламя. Зачем я понадобилась Джордасу?

Впрочем, не важно. Сейчас я всё равно не вернулась бы в общежитие, ни к чему привлекать к себе излишнее внимание. Пошла бы в столовую на обед, как все, а есть не хотелось, вот ни капельки, хотя и на завтраке я почти ничего не ела. Сегодня на утренней тренировке тела с меня чуть не свалились тренировочные брюки, нужно попытаться где-то отыскать верёвку, чтобы их подвязывать.

Одиннадцать адептов гуськом покидают аудиторию, Энтони идёт последним, он упрямо останавливается у двери и бросает на меня обжигающе-беспокойный взгляд. Мне жаль его, и стыдно перед ним за своё молчание и холодность, но что я могу поделать? Разумеется, он видит, что со мной происходит, не может не видеть, хотя и не знает причин — наложенная на нас адьютом клятва не даёт возможности делиться происходящим. Да я бы и сама не стала впутывать Энтони во всю эту топкую гиблую тьму.

Он — мой единственный и последний лучик света, моя отдушина, то, ради чего я ещё держусь. Держусь, несмотря ни на что, несмотря на боль от потери родителей, на отвращение к тому, что я делаю, на жуткий, удушающий страх и ненависть. Ненавижу их всех. Магов, наложивших на королевский род это проклятие, обрекших невинных, по сути, людей страдать за грехи и просчёты других, связанных с ними только лишь собственной кровью. Ненавижу тех, кто посчитал, что жизнь одних настолько важнее жизней других, что можно отнимать их, не глядя.

Нельзя сдаваться, нельзя опускать руки. Я должна дотерпеть, осталось совсем немного, всего несколько месяцев. Закончу Академию, выйду замуж за Энтони Фокса и буду под защитой его семьи и его имени. А если нет, если Энтони передумает, — мелькает предательская мысль. — Что ж… Они обещали мне, что всё изменится. Конечно, верить им нельзя, но всё же…

Я киваю Энтони, и он выходит-таки, нехотя, но выходит, до последнего на меня оглядываясь.

Мы ничего не можем сказать друг другу. Не можем друг друга услышать. Единственное, что нам ещё доступно, не считая магии, — это зрение и осязание. Но и глаза парадоксальным образом всё чаще хочется закрывать, а ледяные руки прятать в карманы.

Я зябко кутаюсь в плащ, хотя понимаю, что на самом деле тепло. Весна, апрель. Хорошо, что я ничего не слышу, и нравоучения Джордаса, его насквозь фальшивая забота останутся за бортом.

Если бы он тогда оставил меня в покое, если бы не пробудил мою магию, если бы…

Они знают, они все всё, разумеется, знают, для чего адептов забирают из Академии, не могут не знать. Знают о том, что магия, которую нас заставляют применять, убивает нас изнутри. И молчат, соглашаются с этим, ничего не делают, чтобы спасти, избавить, спрятать!