Академия тишины
Шрифт:
— Ты знал-а этого парнишку?
— Он новенький и с факультета жизни, но да, — прислоняюсь спиной к косяку. — Я его знала.
— И он не говорил, что жизнь надоела? Иногда просто не верится, что человек серьёзен, и…
— Мы мало общались, я не знаю. Мне не говорил.
Профессор кивает и молчит какое-то время.
— Почему ты не поехал-а домой?
— Меня не отпустили. Сэр Алахетин сказал, что как новенькая я не имею права на каникулы, нужно позаниматься дополнительно.
— Новенькая, — протягивает сэр Джордас, соскакивает со стола и снова возвращается к своим бумагам. — Налицо откровенный преподавательско-административный произвол.
— Я останусь.
Он снова смотрит на меня пристально-пристально, пожимает плечами — и отводит взгляд.
— Вы же знали Корнелию Менел, сэр? — сейчас не место и не время, но тишина меня убивает.
— Да, — после паузы отвечает он. — Я стал преподавать как раз в тот год, когда она сюда поступила учиться.
— Расскажите мне о ней. Пожалуйста. Не сейчас, — торопливо добавляю. — Потом. Как-нибудь.
— Потом, — повторяет он. — Как-нибудь потом, да. Конечно.
Отчего-то под его зверино-рысьим взглядом мне становится совсем неуютно, и я выхожу из кабинета стремительно, не прощаясь.
И иду в лес. По дороге мне никто, абсолютно никто не встречается, хотя на мой взгляд, должна подняться шумиха — безутешные и возмущённые родственники, какие-то следователи или кто там разбирается с подобными вопросами? Впрочем, что касается родственников, то у Лена была вроде только мать. Известили её уже — или нет? Впрочем, как бы они могли успеть?
Я шла вглубь, подспудно ожидая, когда уже уткнусь носом в резную металлическую решётку, окаймлявшую Академию по периметру, но, очевидно, все дорожки и тропинки вели меня параллельно ей. То тут, то там я замечала краем глаза всякую мелкую мёртвую, но движущуюся шушеру — скелетик какого-то грызуна на ветке, ползущую змею, напоминавшую гибкую костяную плеть. Листья, местами пожелтевшие и побуревшие, уже начинали опадать, хотя шла только первая треть августа. И когда я услышала шуршание сухой листвы за спиной, то не особенно обратила на него внимания, решив, что ещё один аннин питомец решил составить мне компанию.
Внезапно земля в буквальном смысле ушла у меня из-под ног, я ойкнула, провалившись едва ли не по колено в рыхлую мягкую почву. Обернулась, упираясь ладонями в листву и переплетающиеся корни, — и увидела сидящего на земле Ларса.
Живого.
Кажется.
Я подскочила, не чувствуя боли в подвёрнутой лодыжке, и бросилась к нему, обхватив руками за плечи, пытаясь рассмотреть лицо.
— Ларс, ты как?! Ларс?
Он вроде как пытался встать, но тут же оседал обратно, а поскольку наш вес и рост были попросту несравнимы, утягивал меня за собой.
— Ларс?!
Мой друг был не просто белый, а какой-то неестественно, смертельно белый, холодный, и мне вдруг почудилось, что, несмотря на широко открытые глаза, дрожащие губы, вздрагивающие плечи, я обнимаю мертвеца.
Выпускать пламя, которое могло его обжечь или поджечь сухую листву, я не стала, попыталась согреть теплом своего тела.
— Ларс, вставай! Ответь мне, закат… закат вот только закончился, ты можешь мне ответить, Ларс!
Он открывает рот и смотрит на меня снизу вверх, ошеломлённо, потерянно и совершенно беспомощно, как заблудившийся двухлетний ребёнок, и хотя он всё-таки, очевидно, жив, меня лихорадит тревожным ожиданием чего-то страшного.
Впрочем, что может быть страшнее, того, что уже произошло?
Лен мертв.
— Что случилось? — я наклоняюсь к приятелю и шепчу почти
Ларс утыкается лбом, холодным, как камень, мне в лоб.
— Джей. Не помню. Не помню ничего!
— Я так волновалась, я… Лен погиб, упал с башни, — выпаливаю, и только потом понимаю, что сейчас совершенно неуместный момент для таких откровений. Надо сначала выяснить, что с ним. Может, ногу сломал, и сознание потерял от боли? Или с сердцем стало плохо, или…
— Это не я! — торопливо шепчет Ларс, сдавливая руки так, что синяки останутся. — Джейма, это не я! Правда! Я не виноват!
На секунду мы замираем, и в лесу становится очень тихо.
— Ларс, я… — говорю медленно, первый раз в жизни испытывая желание отойти от него подальше, — я и не думала обвинять тебя в чем-то подобном.
Глава 32. Прошлое
/прошлое/
Я жду, когда за мной приедут.
Жду, когда меня заберут.
Сейчас очень рано, наверное, часов пять утра. Я не смотрю на огромные часы на башне, нет необходимости — внутренний будильник никогда меня не подводит.
Правда, в последнее время мой организм совсем слетает с катушек, очевидно, магическое истощение дает о себе знать. По утрам еле-еле заставляю себя подняться, проснуться, стряхнуть тёплую тяжелую сонливость и лёгкую тошноту.
А ещё постоянно хочется есть, всё подряд, даже то, что раньше не любила. Наверное, тело изо всех сил пытается восстановить выкаченную энергию.
Сегодня меня снова везут в Тарол. Организм отчаянно сопротивляется бодрствованию, запястья и лодыжки тяжелеют, низ живота протестующе ноет — на фоне всех переживаний и переутомлений сбился цикл. Больше всего на свете мне хочется бросить на землю маленький саквояж и подняться к Энтони. Раздеться и лечь к нему, обнять руками и ногами, горячего, спящего, и ни о чём не думать, ничего не делать, ничего не решать. Сейчас я уже не жалела, что наши отношения бесповоротно пересекли границы "нежных влюблённых" в сторону "любовников". Это даёт больше, чем отнимает. Что вообще это отнимает, если я планирую прожить с ним всю жизнь?
В ближайший выходной, когда я надеялась спать и ни о чём не думать, собираются приехать родители Энтони, и он планирует нас познакомить. Вообще-то подобное не разрешается, но для Фоксов, вероятно, сделали исключение. Для подготовки к "смотринам" у меня нет ни времени, ни сил. Надеюсь только, что после сегодняшнего выезда я останусь без явных следов телесных повреждений на видных местах.
Чтобы Энтони ничего не заподозрил и ни о чем не переживал, я научилась скрывать следы агрессивного магического воздействия, не нивелируя, излечивая его, а перенаправляя с внешней стороны вовнутрь.
Всё это убивает меня. Медленно и неотвратимо. Надо продержаться, я должна просто продержаться, осталось совсем немного, — я едва сдерживаю очередной приступ тошноты.
Приближающаяся ко мне фигура в тёмном плаще с капюшоном заставляет недоумённо подняться с места. Что ещё за провожатые? Должен подъехать просто экипаж.
В последнее время даже нас троих, меня, Лайса и Джаннинга, стали отвозить в столицу по очереди.
Женщина — ибо это женщина — мне знакома, хотя мы виделись, по сути, только на двух приветственно-запечатывающих церемониях в начале первого и второго учебного года и мельком, в коридорах. Адриана Сейкен, глава факультета жизни. Вероятно, она молода, но в её случае возраст удивительным образом не читается.