Акедия

Бунге Габриэль

Как облако препятствует сиянию солнечных лучей, так и гнев помрачает сияние души [400] .

В состоянии смятения яростная часть души помутняет взор ума [401] . Иными словами, «помрачение» лишает ум способности выполнять свою естественную функцию «сияния» [402] , то есть познания [403] . Ибо всегда «знать» и «видеть» y Евагрия суть синонимы [404] .

400

Institutio admonachos Suppl. 10. J. MUYLDERMANS. Evagriana. Le Vatic. Barb. graecus 515// Le Mus'eon. 1938. 1 51. P. 201, n° 10. Cf. Mal. cog. 27. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 179–180.

401

Kephalaia Gnostika V, 27.

402

De Oratione 75.

403

Kephalaia Gnostika I, 74.

404

In PS. 68, 29

Чтобы

«видеть», уму даны два духовных «ока», и каждое из них выполняет своё назначение:

Бесовские помыслы ослепляют левое око души, которое служит для созерцания сущих. Помыслы, напротив, запечатлеваются и принимают форму в нашем уме, тем самым они помрачают и смущают правое око, которое в час молитвы предаётся созерцанию блаженного света Пресвятой Троицы; им же невеста Песни Песней улучает сердце своего жениха [405] .

405

Песн 4:9; Mal. cog. 42 г. 1.

Так, ум уже сам по себе есть «свет», и это можно постигнуть на собственном опыте, по самой своей сути ум – «светильник» [406] , которому надлежит наполниться божественным светом [407] , то есть обрести «ведение» и «видение». С одной стороны, он двумя своими «очами» видит Бога опосредованно, в творениях, благодаря их «логосам», а с другой стороны – непосредственно. Личная непосредственная встреча, которую Евагрий называет «молитвой», в её глубоком и таинственном смысле есть не что иное, как явление божественной славы.

406

Мф 6:22.

407

In PS. 17,29.

Молитва есть состояние ума, озарённого светом Пресвятой Троицы [408] .

При этом речь идёт, разумеется, не о чём-то, воспринимаемом чувствами [409] , а об опыте откровения, теофании ипостасного Бога в самой личности человека.

Когда ум освобождается от омрачавших его страстей [410] и когда «свет его очей» не замутнён, в «состоянии молитвы» [411] он лицезреет не только сияние своей собственной красоты, он созерцает свет [412] «по образу Божию» – поскольку «Бог есть свет» [413] – но созерцает и само сияние света Пресвятой Троицы, которое осеняет его [414] и с которым он смешивается [415] . И уже невозможно различить или разделить эти два «света» [416] . Действительно, по своей природе ум призван стать «скинией Бога» [417] , местом присутствия сияющей славы единого и троичного Божества.

408

Skemmata 27. См. Творения Аввы Евагрия. Пер. А. Сидорова. М.: «Мартис», 1994. С. 124. п° 17.

409

См. слова предостережения в De Oratione 73; Antirrheticus VII, 31.

410

Kephalaia Gnostika V, 15; Centurien Suppl. 52.

411

Cf. G. BUNGE. Dos Geistgebet… Ch. V: Der «Zustand des Gebetes».

412

Centurien Suppl. 50.

413

1 Ин 5:1; Kephalaia Gnostika I, 35.

414

Centurien Suppl. 53.

415

Kephalaia Gnostika II, 29.

416

AntirrheticusVl, 16.

417

Skemmata 34.

Это состояние таинственной «просветлённости» Евагрий называет «молитвой» в истинном значении слова. Только познавший его на опыте может говорить об этом.

Подобно тому, как не то же самое для нас видеть свет и говорить о свете, точно также не одно и то же видеть Бога и нечто понять о Боге [418] .

При этом «молитва»,

«созерцание» (теория) и «познание» (гнозис) Бога, богомудрие образуют единое целое. Речь идёт о совершеннейшей, глубочайшей сопричастности, которая возможна только между личностями, «познавшими» друг друга. Вот почему единство трёх божественных ипостасей Пресвятой Троицы служит иконой, «образцом» этого мистического единения, чистейшей благодати между Богом и Его творением [419] .

418

Kephalaia Gnostika V, 26.

419

Cf. G. BUNGE. Mysterium Unitatis. Der Gedanke der Einheit von Sch^op-fer und Geschopfin der evagrianischen Mystik II Freiburger Zeitschr. fur Phil. und Theol. 1989. 3.36. P. 449–469.

Если уныние и его приспешники, печаль и гнев, разрушают это состояние, становится понятным категорическое утверждение Евагрия:

Молитва есть защита от печали и уныния [420] .

Но этому негативному определению противополагается другое, положительное:

Молитва есть плод радости и благодарения [421]

Когда ум твой, возжигаемый пылкой любовью к Богу, постепенно отрешается от плоти и отвращается от всех мыслей, исходящих от чувства, памяти и темперамента, и в то же время становится преисполненным благоговения и радости, тогда считай, что ты приблизится к пределам молитвы [422] .

420

De Oratione 16.

421

De Oratione 15.

422

De Oratione 62.

Весьма характерно, что Евагрий при этом не просто отождествляет молитву и радость. Молитва это не только состояние радости. Это, скорее, плод радости, которая перерастает самое себя. Такое различение существенно, поскольку оно позволяет избежать ошибочного представления о счастье как самоцели, или стремления к этому чувству, что было бы ещё хуже. Это означало бы подменить цель средствами, как и в отношении слёз [423] .

Итак, молитва в том виде, как её понимает Евагрий, возможна только тогда, когда в душе воцарилось состояние глубокой умиротворённости, вдали от бушующих страстей, всякого рода душевной экзальтации и эмоциональных потрясений. Весьма знаменательно, что у Евагрия, в отличие от многих других духовных авторов, понятие восторга (экстасис) никогда не употребляется в положительном смысле.

423

De Oratione 7. 8.

Для него это слово всегда означает негативное состояние «исступления» [424] . Молитва – это состояние совершенного покоя, безмятежности и ясности ума. Эта трезвенность – позже мы увидим и другие её отличительные признаки – придаёт духовному учению и всей мистике Евагрия печать подлинности.

Сказанное о радости в ещё большей степени относится к умиротворённости. То, что Евагрий говорит о двух мирных состояниях души, сопоставимо и с разными проявлениями радости:

424

Praktikos 14.

Есть два мирных состояния души: одно происходит от естественных семян, другое – когда отступают бесы. За первым следует смиренномудрие вместе с сокрушением, слёзы, беспредельная томительная любовь к Божеству и безмерное усердие к труду; за вторым – тщеславие вместе с гордыней, которые увлекают монаха в пагубные западни остальных бесов. Поэтому тот, кто бдительно стоит на страже границ первого состояния, быстро узнает о набегах бесов [425] .

425

Praktikos 57.

Разница совершенно ясна: первое мирное состояние души происходит из глубин нашего естества, где Бог от сотворения мира посеял неистребимые семена добра [426] , другое – чистая иллюзия, обманчивая прелесть, поскольку отступление бесов – это всегда лишь обманный манёвр, используемый для того, чтобы склонить монаха к тщеславию или гордыне от мысли, будто это «бегство» стало плодом его собственных усилий [427] .

Упомянутой выше главой «Слова о духовном делании» Евагрий открывает целый ряд описаний «состояний, близких к бесстрастию», которые, впрочем, он называет «частичным» или «несовершенным бесстрастием» [428] , тогда как совершенное бесстрастие, обретаемое душой после победы над всеми бесами, он определяет следующим образом:

426

Kephalaia Gnostika , 39. 40.

427

Antirrheticus VIII, 4.6.13 etc.

428

Praktikos 60.