Акедия
Шрифт:
Всем этим проискам противостоит свобода воли, которая совершает выбор в пользу добра или зла. Особый акцент на свободе воли, пожалуй, более всего отличает его подход от научных подходов современных психологов.
Как это было вообще в древности, Евагрий не говорит отдельно о душе ребёнка, рассматривая её как до времени не раскрывшуюся взрослую душу, он не принимает во внимание ни проблемы наследственности, ни впечатления раннего детства, которые могут оставить свой след на всю жизнь. Тем отчётливее вырисовывается образ человеческой личности, которая способна свободно принять на себя ответственность, человек прекрасен «от природы», то есть красота присуща самой его природе и неуничтожима, поскольку непосредственно восходит к самому Богу. Поэтому демоны одержимы желанием оспаривать само достоинство человека.
Что угодно бесам возбуждать в нас? – Чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, памятозлобие и прочие страсти, дабы ум, одебелившись ими, не мог молиться, как должно. Ибо страсти неразумной части души, начиная властвовать над умом, не позволяют ему двигаться разумно и стремиться к постижению
Высшая цель любой аскезы – достижение совершенного бесстрастия: власть сознательно располагать иррациональными способностями своей души [82] , чтобы, превозмогая всякий (в том числе и «простои» [83] ) помысел, «восходить от материального к Нематериальному» [84] .
81
De Orauone 51.
82
Gnostikos 105.
83
De Oratione 56–58.
84
De Oratione 67.
Молитва есть ни что иное как собеседование (омилия) ума с Богом, в котором ум остаётся «незапечатлённым». «Незапечатлённым» я называю ум, который во время молитвы не представляет себе ничего телесного. В действительности, уже сами имена и слова, обозначающие нечто чувственное, оставляют в уме след и придают форму. Посему во время молитвы ум должен пребывать свободным от всего чувственного. Помысел о Боге непременно оставляет rм «et dCipcna или отпечатка, ибо (Бог) не есть тело [85] .
85
In PS. 140, 2 a.
Восемь нечистых помыслов обычно перечисляются в определённой последовательности, лишь изредка второй и третий меняются местами [86] : чревоугодие, блуд, сребролюбие, печаль, гнев, уныние, тщеславие и гордыня [87] . Евагрий называет эти восемь помыслов «общеродовыми» не только потому, что от них происходят всё остальные, но и потому, что они переплетаются между собой: либо взаимопорождают друг друга, либо противостоят [88] . Как мы увидим ниже, уныние в этом ряду занимает особое место.
86
Cf. A. GUILLAUMONT. Evagre le Pontique. Traite pratique ou Le moine. Paris, 1971. P. 63–93. (Sources chretiennes; 170). См. часть, озаглавленную «Theorie des huit pensees principales», a также «Ordre des logismoi».
87
Praktikos 6.
88
Praktikos 45.
Иногда Евагрий сводит восемь помыслов к трём основным: чревоугодие, сребролюбие и гордыня, от которых происходят множество других [89] . Мысль Евагрия всё время возвращается к их первообразу – трём искушениям Христа в пустыне [90] .
Три или восемь, все они произрастают от одного корня – самости (себялюбие, самолюбивость, «самолелеяние» [91] ): хотя само это понятие остаётся вне списка греховных помыслов. Евагрий никогда не говорит о самости, но следует постоянно иметь её в виду, если мы хотим правильно понять механизм воздействия лукавых помыслов и то, почему главную роль в этой «дурной комедии» играет именно уныние.
89
Mal. cog. 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 163.
90
Antirrheticus, prol.; Epistula 6, 2. 3; 39, 3.
91
Skemmata 53: «Первым из всех помыслов является помысел себялюбия, а за ним – остальные восемь». Цит. по кн.: Творения Аввы Евагрия. Пер. А. Сидорова. М.: «Мартис», 1994. С. 126. п° 41.
Восьми общеродовым помыслам соответственно противоположны суть восемь добродетелей: воздержание, целомудрие, нестяжательность, радость, долготерпение, терпеливость, нетщеславность и смиренномудрие [92] . «Самость», которая не упоминается в этом списке, выступает антагонистом любви (агапе), главнейшим расположением человеческой души.
Восемь добродетелей, как и восемь нечистых помыслов свойственны каждому. Первые – поскольку они являются частью нашей «природы», то есть самого существа, сотворённого добрым, вторые – поскольку внушаются бесами, которые нападают на всех. Эти восемь «помыслов» суть бесовские наваждения, и поэтому не следует их рассматривать как грехи и уж тем более их стыдиться:
92
De Vitiis.
От
И лишь добровольное согласие самого человека, который попустительствует злу, превращает «помысел» в страсть и в грех.
Искушением монаха является помысел, который, поднимаясь через страстную часть души, омрачает ум [94] .
93
Praktikos 6.
94
Praktikos 74.
Грехом монаха является согласие на оправдываемое умом наслаждение, которое предлагает помысел [95] .
Механизм, который приводит в движение страсти, не так легко объяснить: страсти разжигаются теми представлениями, которые запечатлелись в нашем уме, или же наоборот? [96] Поскольку всякое желание происходит от чувственно воспринимаемых впечатлении [97] , возникающих от соприкосновения с миром вещей [98] , Евагрий склоняется к первому: обычно чувства приводят в движение страсти [99] , разумеется, всегда с нашего добровольного на то согласия. Чтобы воспрепятствовать этому, необходимо стяжать добродетели, и в особенности две из них, которые обуздывают страстную часть души: духовная любовь обуздывает гневливое (яростное) начало души, а воздержание пресекает телесные страсти (вожделеющую часть) души [100] . До тех пор, пока в душе царствуют эти две добродетели, чувственные впечатления не приводят в движение страсти [101] .
95
Praktikos 75.
96
Praktikos 37.
97
Praktikos 4.
98
Mal. cog. 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 163–164.
99
Praktikos 38.
100
Praktikos 35.
101
Praktikos 38.
В определённом отношении источник страстей заключён в нас самих, то есть в вожделении, с которым мы воспринимаем внешние предметы [102] . Кроме этого, Евагрий различает страсти души, относящиеся к области человеческих взаимоотношений, и телесные, то есть связанные с нашими физическими потребностями [103] . Последние легко укротимы посредством аскезы, тогда как первые (например, гнев) [104] преследуют нас до самой смерти [105] . И с этим даже самая суровая аскеза ничего не может поделать.
102
Praktikos 34.
103
Praktikos 35.
104
Praktikos 38.
105
Praktikos 36.
Евагрий тонко замечает, что гневу прежде всего бывают подвержены пожилые люди, тогда как молодые чаще всего осаждаемы чревоугодием, то есть телесной страстью [106] . При этом бесстрастие монаха, достигшего духовного совершенства, ничего общего не имеет с тем, что мы сегодня называем апатией!
Раскалённая стрела [107] поражает душу, но муж, предающийся духовному деланию, гасит её [108] .
106
Gnostikos 31.
107
Символ бесовского внушения, ср. Еф 6:16.
108
Ad Monachos 70.