Акедия

Бунге Габриэль

Полное исцеление трёх способностей души и восстановление их природного функционирования, которое отвечало бы изначальному замыслу Творца, Евагрий и называет «бесстрастием» (апатия). Он так описывает это состояние совершенной гармонии и «душевного здравия»:

Тому, кто непрестанно держит свой ум у Господа, чья гневливая часть благодаря непрестанной памяти о Боге преисполняется смирения и чья вожделеющая часть склоняется к Господу, не страшны внешние враги [165] .

165

Kephalaia Gnostika IV, 73.

Вожделеющая и гневливая части души и ум в едином порыве обращены к Богу и в этом достигают совершенного единства. Когда каждая способность души действует согласно своему назначению, человек не становится жертвой вражьих козней.

Вслед

за своим учителем Григорием Богословом Евагрий так описывает качества души, исцелённой до самых глубин:

Находясь в разумной части души, добродетель называется благоразумием, разумением и мудростью; в желательной части – воздержанием и терпением; в яростной части – мужеством и любовью [166] .

166

Praktikos 89.

В этом месте мы вынуждены следовать тексту академического издания А. Гийомон, хотя такое прочтение вступает в противоречие не только с возможным источником 89-й главы трактата, но и с самим учением Евагрия, который неоднократно указывает, что любовь связана не с вожделеющим, а с яростным началом души [167] . В пользу этого свидетельствует и отдельная группа сохранившихся рукописей этого фрагмента.

Ср. перевод А. Сидорова: «Находясь в разумной части души, добродетель называется благоразумием, разумением и мудростью; в желательной части – целомудрием, любовью и воздержанием; в яростной части – мужеством и терпением; во всей же душе – праведностью». (Прим. пер.)

167

Cf. Praktikos 38, Kephalaia Gnostika I, 84, In Prov. 31,21 (Gehin, 377) и др.

Далее мы увидим, какую роль каждая из этих добродетелей играет в войне с унынием.

Обобщим сказанное. Совершенно понятно, в чём именно проявляется «составная» природа уныния как выражения глубокого распада человеческой личности вследствие греха. В этом отношении описания Евагрия совершенно справедливы:

Тогда как другие бесы, подобные восходящему или заходящему солнцу, касаются лишь какой-либо одной части души; бес же полуденный обычно охватывает всю душу и удушает ум [168] .

168

Praktikos 36.

Это «удушие» ума – престола «образа Божия» в человеке, способности Его отражать, то есть средоточие личностного начала в человеке, – результат психологического действия уныния. Оно будто колпаком накрывает все жизненные способности души и у человека «перехватывает» дыхание, необходимое для самого физического существования, недаром в подобных ситуациях обычно говорят: «я задыхаюсь», «я на последнем издыхании».

Согласно этому описанию, уныние, несомненно, представляет собой подлинную страсть: оно причиняет «страдания», в которых человек одновременно оказывается «потерпевшим», но в то же время и несёт определённую долю ответственности за этот порок в прямом значении слова. Никто, быть может, и не спорит, что это имеет мало общего с меланхолией Кьеркегора (хотя само это понятие Евагрию было неизвестно, он точно описывает соответствующие ему состояния души).

Меланхолию можно скорее рассматривать как природную предрасположенность, достаточно часто наследуемую, подлинный «удел», то, что досталось от родителей, и, следовательно, нечто, что нам «предопределено», за что мы лично не несём ответственности [169] . Из этого вытекает ещё один вопрос, на котором следует подробно остановиться, – об антропологии Евагрия.

Хотя он не был знаком с современными теориями аналитической психологии, и его подход к «страстям души» был совершенно иным, Евагрий понимал, что страсти – это своего рода данность, которую человек должен побороть в себе.

169

Ср. понятие «конституциональной печали» Романо Гвардини, а также 17 избранных текстов Серена Кьеркегора, которые ему послужили отправной точкой для размышлений.

От нас не зависит то, чтобы все эти помыслы досаждали или, наоборот, не тревожили нас… [170]

Все страсти происходят из расстройства двух иррациональных способностей души, гневливой и вожделеющей, которые «вздымаются», подобно мутным волнам, и «помрачают» ум – средоточие человеческой личности [171] . Эти «помыслы» нападают на человека как «искушения», и Евагрий рассматривает их как бесовское наваждение. Эти козни не принесли бы никаких результатов, если

бы никак не соответствовали нашему внутреннему «мизантропическому наслаждению, которое рождается при участии свободной воли и склоняет ум к дурному отношению к Божьей твари» [172] . То есть сотворённый мир сам по себе добр, поскольку благ Призвавший его к бытию; дурное употребление способностей души делает их «злыми» [173] , и добровольное согласие человека превращает простые помыслы в грехи [174] .

170

Praktikos 6.

171

Praktikos 74.

172

Mal. cog. 19. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 174–175.

173

Kephalaia Gnostika III, 59.

174

Praktikos 75.

Действительно, от нас зависит, задерживаются они или, наоборот, не задерживаются в нас, приводят они или не приводят в движение страсти [175] .

Чтобы не впасть в детерминизм, ответственность за происхождение зла Евагрий приписывает личной воле человека. Однако от него не ускользает, что власть свободной воли бывает узурпирована:

О, самость, Вселенская ненавистница [176] .

В самости, себялюбии [177] Евагрий усматривает первоисточник всех страстей. По своей сущности самость является не чем иным, как эгоистическим отчуждением, нездоровой привязанностью к своему «я». Во всём она ищет и любит лишь самое себя. И поскольку это себялюбие ведёт в никуда, оно оборачивается слепой ненавистью против всех и вся.

175

Praktikos 6.

176

A. ELTER. Gnomica I. Sexti Pythagorici Clitarchi Evagrii Pontici Sen-tentiae. Leipzig, 1892. LIII, n° 48. Во французском переводе Гаусхера – «caмолелеяние», tendresse pour soi (см. след. прим.).

177

См. превосходное исследование I. IlhuSHEmPhilautie. De la tendresse pour soi a la charite selon saint Maxime le Confesseur. Rome, 1952. (Orientalia Christiana Analecta; 137).

Почему так происходит? Потому что есть только одно благое и вечное желание, и оно самой своей сущностью связано с умом, – желание подлинного познания [178] , которое обращено исключительно к Богу и сообщает уму неизречённое блаженство [179] . Если это благое и вечное желание не достигает своей цели, оно наполняют душу печалью и ненавистью.

Уныние как итог всех страстей является, быть может, чистейшим и наиболее «духовным» выражением самости Адама: чтобы обернуться к себе, он отвернулся от Бога и в тот же миг утратил самого себя.

178

Kephalaia Gnostika IV, 50.

179

Kephalaia Gnostika III, 64.

Так, во всём противоположны друг другу область страстей, представленная вожделеющей и гневливой частью души (сюда входят страсти как выражение любви к самому себе, бесы, которые их приводят в движение и сеют зло), и ум – самое средоточие личностного начала в человеке, который, будучи «образом Божьим» [180] , самой своей сутью отсылает к Богу.

Посреди этих помыслов действует свободная воля, которая принимает или отвергает лукавые соблазны.

Хотя зло никак не может проникнуть в сердце человека до тех пор, пока ему это не позволит Бог, или пока человек не даст на это своего согласия [181] , Евагрий не питает никакой иллюзии относительно реальной силы зла. Например, искушение блуда может одолевать с такой силой, что человек, удручённый печалью, впадает в уныние [182] .

180

Mai. cog. 19. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 174.

181

Epistula 28, 3.

182

Antirrheticus II, 12.