Актея. Последние римляне

Вестбери Гюг

Он достал меч, стиснул коленями лошадь и бросился в самую середину толпы. За ним последовали молодые патриции.

Некоторое время пурпуровая тога Флавиана еще алела на грязном фоне движущейся массы, еще блестело золоченое вооружение его товарищей. Но темные кожаные плащи варваров были так многочисленны, что вскоре покрыли и тогу и вооружение.

Последний вождь языческого Рима без жалоб умер под топорами гуннов.

Арбогаст видел бегство римлян и ничуть не встревожился поражением авангарда. Еще в Медиолане, когда Флавиан представил

ему свое войско, он исключил его из — планов битвы.

Ему нисколько не были важны Альпийские проходы. Он знал, что ему не миновать битвы с Феодосием не на жизнь, а на смерть, что он должен победить его, и предпочитал это сделать в открытом поле, где его движений не связывали бы никакие препятствия, где он мог бы развернуться и биться до конца.

Равнодушно он смотрел на готов, которые в таком, множестве выходили из проходов, что вскоре заполнили все подножие восточной гряды гор. Он приказал итальянским беглецам отступить в укрепленный лагерь, чтобы они не мешали ему, и терпеливо ждал событий.

И его франки держались так спокойно, как будто присутствовали при самом обычном зрелище.

Перед ним Гайнас ставил в боевой порядок готскую пехоту, Аларих приводил в порядок конницу. Скоро зазвучит рог войны, и смерть начнет свою ужасную жатву — тысячи человеческих сердец перестанут биться навсегда, а франки, став на одно колено, опершись головами о щиты, шутили вполголоса, забавляясь видом противника. Одетые и вооруженные по-римски, они смеялись над варварским вооружением готов.

— Феодосий отворил все свои хлева, чтобы у нас не было недостатка в мясе, — передавали они друг другу.

Готы, зашитые в кожи, вывернутые волосом кверху, с турьими рогами на головах производили издали действительно впечатление огромного стада быков.

Но эта «скотина» обученная в римской школе, с вниманием и быстротой регулярного легиона подчинялась Сигналам и команде. Нестройные толпы начали принимать определенные формы. И Гайнас поставил свое войско четырехугольником в три линии.

Несмотря на искусство вождей и солдат, прошло несколько часов, пока клубки готов размотались. Франки беспрепятственно съели обед, который разносили рабы.

Солнце прошло уже три четверти своего дневного пути, когда на равнине прекратился шум передвигающихся отрядов.

Теперь и Арбогаст выехал к войску. Он ехал на пегом коне в пурпуровой тоге, с королевской короной на золотом шлеме. Перед ним несли красное знамя, украшенное изображением непобедимого Геркулеса. За ним следовали блестящая охранная стража главного вождя и толпа трубачей с львиными пастями на голове.

Он полным галопом проскакал по всему фронту, но не обращался к солдатам, не воспламенял словами их мужества. Он хотел только своим присутствием напомнить войску, что заботится о его безопасности.

Там, где стоял отряд, отличившийся в прежних боях, Арбогаст останавливался и склонял свой меч. Немой почет знаменитого вождя производил впечатление более сильное, чем самые красноречивые слова. Солдаты вспыхивали

от радости и благодарили своего короля взглядами, полными преданности.

Арбогаст, сделав последний осмотр, вернулся к своей палатке. С высокой насыпи, находившейся на самой середине между франконской пехотой и галльской конницей, он охватил взглядом все поле.

Над долиной, до сих пор полной шума и криков, теперь воцарилась тишина. Готы были неподвижны, франки на коленях стояли в глубоком молчании. Они уже не шутили и, затаив дыхание, ждали сигнала.

С трех сторон на вооруженные войска смотрели горы, все такие же сонные, ленивые, окутанные голубой мглой, Казалось, и они сознавали важность минуты.

Как полевой мак над нивой, так над войском Арбогаста колебались красные знамена римской пехоты. Тут и там сверкал золотой орел или белела статуя Юпитера. Над войском Алариха блестели монограммы Христа, похожие на огненные звезды.

Язычество и христианство, прошлое и будущее были готовы к битве.

Вдруг тяжелую тишину нарушили буйволовые рога готов. Глухой звук пронесся по всей долине. Отраженный западным склоном гор, он вернулся и расплылся над войсками.

Альпы проснулись, леса ожили, воздух задрожал. Эхо, повторяемое горами и лесами, разнесло ужасную песнь войны. Точно заглушенный плач невидимых существ, прерываемый вздохами, раздался над долиной.

Снизу к нему примешивался стук оружия. Готы двигались вперед. Они шли без крика, ровным шагом, держа перед собой большие щиты, покрытые кожей. Из массы пехоты выделялись всадники. Орлиные крылья на шлемах начальников то развертывались, то складывались вновь.

Франки не трогались с места. Лучники Арбогаста, лучшие стрелки того времени, измеряли взглядом пространство; копейщики даже не приготовили дротиков, воткнутых острием в землю.

Мерил — взором пространство и старый король. Прикрыв глаза рукой от солнца, он глядел из-под нахмуренных бровей на кишащий перед ним муравейник. Его ноздри дрожали, губы сжались, орлиный нос загнулся еще больше.

Из равнины уже явственно доносился стук оружия.

— Машины! — крикнул Арбогаст.

Пронзительный звук рожка передал приказ вождя ближайшим трубам. Резкие звуки побежали направо и налево, а следом за ним заскрипели машины. Град камней пролетел над головами франков прямо на готов. Щиты трещали, мечи ломались; люди и лошади падали, как пораженные молнией.

Пехота Гайнаса без команды подняла щиты кверху, образовав над собой подобие крыши. Но обломки скал были так велики и вылетали из машин с такой силой, что раздробили даже железные доспехи.

Гайнас знал об этом.

— Спеши, спеши, — говорили его рожки.

Под не перестающим ми на минуту градом метательных снарядов готы шли на штурм ускоренным шагом. Метательные машины Арбогаста рвали их ряды, а они двигались вперед сильнее самой смерти.

Но их остановил сигнал вождя.

Они остановились… Неприятель был уже перед ними…