Актриса
Шрифт:
Он смеется и выходит из кабинета, на ходу надевая новые часы.
Несмотря на то, что он был Издатель крупнейшего издательства, никогда, ни одной книги Джордж мне не подарил. И не предложил. Книг, которых уже не было в продаже, хотя в его запасниках они были в неограниченном числе. Я смотрю Эжена Сю, Андре Жида, Сологуба, Сартра, Кьеркегора. Господи, в моей юности их имена нельзя было произносить под страхом казни. А теперь они лежат на столе в ведущем издательстве Империи. Как всё, всё переменилось. Но не все.
Тая
— Алешенька, мне очень нравится, как вы пишете. Несмотря на то, что скажут ваши не-издатели. — Я улыбаюсь. — Как прошла ваша встреча?
— На высшем уровне. Приглашен на обед к самому домой, пятого апреля.
— Я рада, я очень рада! Куда прикажете, мой маршал?
— К вам домой.
— С превеликим удовольствием. Если вы мне еще позволите вас накормить, ведь целый день ничего не ели.
Мы раздеваемся догола. Я слишком перевозбужден приглашением к Издателю.
Мы засыпаем неожиданно, а вечером идем в экспериментальный Театр на Лубянке, в стиле брехтовского театра улиц, смотреть «Пир во время чумы». Главный режиссер и есть тот, с кем я делал интервью; нас сажают в ложу. Тая боится страшно высоты, но терпит ради меня. Ее узнают и из соседних рядов оборачиваются. Театральная публика… Мне нравится спектакль, за исключением актера, исполняющего главную роль. Который поразит меня потом, два года спустя, в роли Павла I.
Спектакль заканчивается аплодисментами.
Мы засыпаем в три часа ночи, а в семь утра ее уже нет. Оказывается, она на базаре, покупает фрукты, овощи, сыры на завтрак. В десять утра она беседует с моей мамой и сообщает ей, что я живой.
Мы завтракаем долго, не спеша, вальяжно. Она курит привезенные ей сигареты «Картье». А мне нужно опять в валютный — покупать разное. И особенно к обеду у Издателя.
В одиннадцать я сажусь на телефон отлавливать Артамона, у меня нехорошее предчувствие. Три секретарши отвечают мне в его разных офисах. Но Артамон неуловим.
Тая «помогает» мне принять душ и возбуждает опять. На завтра назначена большая игра ветеранов имперского футбола, и я играю в команде Аввакума.
— Алешенька, — говорит актриса, — чтобы вы не зависели от меня, возьмите, пожалуйста, машину. Иначе вы никуда не успеете.
— А как посмотрит на это папа?
— Папа здесь ни при чем. Это моя машина.
— Спасибо, я тронут. Вы не боитесь?
— Вы лучший водитель в мире, я еще не видела, чтобы так ездили!
— Вы преувеличиваете.
— Наоборот, преуменьшаю…
Она наклоняется к моим губам.
Начинается гонка. Сначала я несусь на кладбище — поклониться моему отцу. И его праху.
Потом несколько встреч в газетах и журналах. Все хотят, чтобы я для них что-то писал, но никто не хочет платить. У них нет денег.
Деньги, впрочем, не суть… Как легко было
Гонка продолжается до вечера. Вечером я приглашен к своему университетскому приятелю — имярек — на обед, детективному писателю. У него уже вышла куча детективов, и я хочу послушать его советов — как издать книгу в Империи.
Я приглашаю Таю с собой, и она безропотно соглашается.
Назар Симонов был сыном известного писателя, ставшего уже почти живым классиком, и я был очень удивлен, что сын пишет детективы. Так как в студенческие годы он занимался различной коммерцией. Сын жил в писательском доме, в писательском кооперативе, с писательским гаражом, в писательской общине. Все было — писательское. Он знал всех и его знала каждая собака. А собак у писателей было много. Почти у каждого.
Я с тревожным замиранием сердца поднялся на девятый этаж. Дверь открыл он сам, и следом… прибежали две собаки. Мы обнялись, бутафорно, хотя он меня не любил.
— Познакомьтесь: это Тая, это Назар Симонов.
— Очень приятно, Тая, заходите.
Появилась значительно располневшая дама.
— А теперь вы познакомьтесь: это моя жена Катя.
— Очень приятно.
Я слышал о ней, но не встречал. Меня слегка удивил выбор Назара, который любил тонких и стройных, но… в чужой монастырь… Она сразу стала накрывать на стол. Это мне понравилось. От всей беготни этой мне хотелось напиться. Дорогой хрусталь, серебро, кузнецовский сервиз. Зал был обставлен антикварной мебелью. Когда-то Назар был у меня в Америке и его поразил «Ягуар». Он не хотел из него выходить, и я катал его целый день.
— Вот это, мой дорогой, книжный шкаф восемнадцатого века, такого у тебя в Америке нет.
Я с уважением потрогал лакированное темное дерево. Внутри виднелись собрания сочинений дореволюционных издателей: Маркса, Сытина, Вольфа, Балтрушайтиса, Брокгауза и Ефрона. У него была великолепная библиотека, которой я всегда завидовал.
Стол был уже изящно заставлен блюдами. Назар открыл и разлил дорогую заморскую водку.
— Ну, за встречу, чтобы ты чаще приезжал в родные места.
Я выпил. До дна. Не закусил.
Назар, положив себе малосольный с пупырышками огурец, спросил:
— А почему Тая не пьет?
— Я не пью водку, — сказала актриса и посмотрела на меня. — Алешенька, вы хотите, чтобы я пила? Я выпью. — И она опрокинула хрустальный бокал до дна.
— Чем изволите закусить? — спросил Назар, и я удивился, так как никогда не помнил его галантным.
— Вином, — сказала просто Тая.
— Да вы находка, — обрадовался хозяин.
— Попробуйте салат из крабов, — предложила хозяйка и поухаживала за мной и Таей.