Актриса
Шрифт:
…После так называемого завтрака я сел на телефон. Через час у меня было назначено шесть встреч.
— Я специально освободилась, — сказала Тая, — если вы не очень возражаете, я вас повожу по вашим делам.
Я был приятно тронут.
— Вы уверены, что это не отвлечет от дел насущных? Театра, репетиций.
— Я буду только счастлива провести с вами день.
Я взял большую сумку, наполнив книгами и подарками.
Сначала мы поехали на кладбище — к папе, который ничего обо мне не знал, но, возможно, видел.
В
— Алешенька, вы хотите, я буду приезжать и все здесь убирать, сажать цветы?
— Спасибо, — сказал я и встал.
Она шла за мной. Мы вышли из ворот кладбища. Она открыла мне дверь и сама села за руль.
— Куда, мой господин? Сначала.
— В редакцию «Совершенно откровенно», там встреча с главным редактором.
— Который обещал издать вашу книгу?
— Обещал. Уверен, что меня ждет сюрприз.
— Они не могут не издать ваши книги, просто для этих книг должно наступить свое время.
Я поцеловал ее руку в благодарность. Она невероятно поддерживала меня, сама того не сознавая. Или сознавая…
В одиннадцать я переступил порог редакции, и мне сразу были предложены чай, сушки, конфеты и лимон. От последних двух я отказался. Артамон заканчивал переговоры с англичанами, и меня принимал заместитель с таким же именем-отчеством, как у меня: Алексей Наумович. Милейший человек. Мы пили чай, болтали о «наших и ваших» и закусывали сушками.
Артамон ворвался возбужденный, с криком: «Где наш американский писатель?!» Артамон здесь практически никогда не сидел, а мотался по всей Империи и миру.
Было 31 марта. Хорошо, что не 1 апреля.
— Дорогой, дорогой, как Америка? Все еще стоит?!
— Постепенно разваливается.
— Неужели у вас тоже есть проблемы?!
— Черные. Саранча, сожравшая Нью-Йорк. Пожирая Лос-Анджелес и все большие города Америки: Атланту, Чикаго, Детройт, Бостон.
— У нас, слава Богу, этой проблемы нет.
— Как и все империи — Нью-Йорк, как последняя Вавилонская башня, рассыпается. И ничто этот процесс остановить не сможет.
— Жаль, великий город.
— Мне тоже, я когда-то был в него безумно влюблен.
Я достал приготовленный блок сигарет, и он поблагодарил меня, сказав, что не стоило утруждаться.
— Как наши дела с книгой? — спросил я.
— С какой? — ответил он, как будто ничего не помнил.
— «5 интервью». Мы в прошлый раз подписали контракт.
— А,
— Спасибо.
— Алеша, ты понимаешь, дорогой, сам Юлианов никакого участия из-за состояния здоровья в нашей организации не принимает. Хотя он ее президент, основатель и владелец. Помимо еженедельника, на мне издательство, офисы, инвестиции, деловые переговоры с Западом и многое другое. Честно, не обижайся, я не занимался твоей книгой, не говорил с типографией о ценах. Ты хочешь тираж 75 тысяч, сегодня, здесь — это очень большой тираж. Классики выходят по десять тысяч, чтобы ты сравнил. Но я дал тебе слово джентльмена, и я его сдержу. Мне очень нравится твоя книга и ее идея.
Я вздохнул облегченно. Понимая, что не будет человек лгать прямо в глаза. Наивность — неизлечимая болезнь.
— Бумага поднялась в цене безумно, картон тоже. Но у нас есть старые заделы, и на этой бумаге я отпечатаю твою замечательную книгу. Дай мне только пару дней — все проверить. И сосчитать. Сколько ты еще здесь будешь?
— Двенадцать дней.
Я подумал, что Тая меня даже не спросила, на сколько я приехал.
— Прекрасно. А теперь о хорошей новости: твое интервью со Скульптором уже набрано и идет в июньский номер. Алексей Наумович тебе покажет верстку.
— С удовольствием, — сказал седеющий приятный заместитель Артамона.
Он сузил глазки:
— Видишь, я свои обещания выполняю! Сначала опубликовал твое интервью с Поэтом в срок, потом с театральным Режиссером, теперь идет Скульптор. До выхода книги я хочу опубликовать еще несколько: нашим читателям очень нравится, а их миллионы. Твое интервью с Поэтом даже читали по радио, по ролям.
— Артамон, когда выйдет книга? — спросил я.
— А когда должна по контракту?
— Весной.
— Вот видишь!
— Завтра — 1 апреля. Что я должен видеть?
— Значит, издам летом, ничего страшного.
— Я хотел бы точнее определить сроки.
— Какие вы дотошные, американцы! Алексей Наумович, принеси, пожалуйста, набор его интервью со Скульптором. Я же тебя прошу, Алексей, дай мне несколько дней разобраться с типографией и оптовиками, и тогда я дам точный ответ.
— Хорошо, когда встретимся?
— Давай через пять дней, я хочу все успеть, у меня идет еще куча переговоров. Так что, не осуди, надо деньги делать!
Я кивнул. Принесли набор.
— Дорогой, дорогой, посмотри, как интервью красиво набрано. Я уверен, что ты хочешь почитать, мы дадим тебе отдельный кабинет.
Меня проводили. С чашкой чая.
Я взял белые с голубизной полосы набора и ужаснулся.
Все интервью было искромсано, переполото и перепахано, выброшены куски, и сцеплено по-новому на «живую нитку». Я себе представил, что гениальный скульптор с философским складом ума скажет. И мне стало нехорошо. Не говоря уже о количестве судебных исков в Нью-Йорке, с их мастерами-адвокатами. Любимое времяпрепровождение моей нации — судиться.