Алая нить
Шрифт:
«Зато я знаю».
Мужчины выразительно смотрят на часы.
– Первая ракета – через пятнадцать минут. Ты пойдешь смотреть пробег? – спрашивает Лолу погонщик, затеявший спор.
– Не собиралась, но теперь, пожалуй, погляжу на тех, кому жизнь не мила. Может, они и впрямь произведут на меня впечатление своей храбростью.
8
– Трусостью здесь и не пахнет. – Соня поворачивает к мужу горящие глаза. Они стоят у ограждения и ждут сигнального выстрела. Общее нервное ожидание, хихиканье смельчаков, намеревающихся соревноваться с быками, выводит женщину из равновесия. – А долго будет длиться пробег?
– Минуты
– Мне страшно. Если ты решил, что из-за этого удовольствия Памплона превратится для меня в самый прекрасный город, ты ошибся.
– Да нет же, Сонюшка. Я знаю, что ты страус. Как я мог предположить, что тебе понравятся гонки на выживание?
– А что мне должно понравиться?
– Я же сказал: симпозиум по абдоминальной хирургии.
Соня больно наступает мужу на ногу.
– Паршивец! Когда ты перестанешь меня мучить?
– Часов в десять. За завтраком. Знаешь, кстати, куда мы отправимся чревоугодничать?
– Куда?
– В «Tres Reyes».
– А что это?
– Самый лучший отель в городе.
9
«Из своей деревни выбралась и в другую приехала. Вроде ничего не поменялось. Те же дома, те же люди, та же жара – а мир совершенно иной: сияющий, праздничный, волшебный!»
Закусив губу в предвкушении удовольствия, Катарина следит за нарастающим трепыханием толпы, радостной болтовней испанцев и боязливыми сомнениями иностранцев. Пара, стоящая перед ней у самого ограждения, разговаривает на непонятном языке. Единственное, что уловило чуткое ухо хирурга, – название своей гостинцы, произнесенное молодым человеком. У его спутницы – глаза испуганной серны, она явно предпочла бы посмотреть забаву по телевизору. Девушка справа от Катарины, напротив, ждет сигнала с каким-то странным энтузиазмом, разглядывает бегунов без восхищения, а скорее с состраданием. Она в нетерпении оглядывается на ворота, будто залп ракеты мгновенно докажет ее превосходство над храбрецами и расставит все по своим местам. «Все это довольно странно. Женщина, судя по внешности, испанка. Да. Точно. Вот дама постарше, что держит за руку мальчишку лет семи, просит ее о чем-то, она чуть-чуть отодвигается, бросив характерное «vale» [106] . Откуда я ее знаю? Где-то ведь видела эти глаза и волосы… Нет, мне определенно знакомо это лицо… Афиша у зала конгрессов! Да, конечно! Не может быть! Так она матадор?! Ну, теперь все понятно: и ее презрение к участникам гонки, и желание оказаться первой среди лучших. Как же ее зовут? Дола? Мола? Нола?»
106
Хорошо (исп.).
10
От первого выстрела Лола невольно вздрагивает. Ворота коралей распахиваются – и через несколько секунд по улицам уже грохочет второй залп, извещающий людей о том, что все быки покинули загоны. Гонка начинается.
Быки – в пятистах метрах от Лолы. Отчаянные белые костюмы сверкают пятками перед фырчащими мордами. Толпа желающих поближе рассмотреть пробег напирает сзади.
Четыреста метров до места, где стоит матадор. Один из быков уже ранил кого-то из неопытных бегунов. Зеваки давят со всех сторон, вытягивают шеи, толкают Лолу в спину.
Триста метров. Смельчаки, ждущие своей очереди у ограждения, за которым стоит Ла Бестиа, готовятся принять эстафету.
Двести метров. Давка становится нестерпимой. Рука семилетнего мальчишки под напором ревущих
Сто. Ограждение падает, ребенок оказывается на середине улицы, а его мать – в обмороке на руках какой-то блондинистой иностранки, застывшей от ужаса. Люди стоят в ряд, боясь шевельнуться, чтобы не попадать под копыта.
«Если я двинусь – кто-нибудь упадет», – думает Лола, но мысль о том, что грозное стадо несется на маленькое беззащитное существо, заставляет замолчать голос разума. Лола выдергивает себя из толпы, замечая, как на мостовую летит молодой человек, слышит отчаянный крик его девушки, и не видит, как эту девушку удерживает от неминуемого падения все та же блондинка, к которой привалилась мать малыша.
Через мгновение Лола прислоняется спиной к кому-то из стоящих впереди людей, прижимая к себе лицо спасенного мальчика, чтобы тот не увидел, что случится с мужчиной, который так и не сумел подняться. «Он никогда не встанет», – понимает она.
11
– Он жив? Он жив? – теребит Катарину иностранка с глазами испуганной серны.
– Да-да. Не мешайте. Я стараюсь помочь. Я врач.
«Боже! Что у нас здесь? Ссадины на висках, большая рана на затылке и кровит. Под глазами начинает выступать симптом очков. Значит, у бедняги перелом основания черепа. Господи! Не грудная клетка, а сплошное месиво, ребра просто раздроблены».
– Отойдите! Не трогайте его! – кричит Катарина на то и дело припадающую к раненому девушку, беспрерывно шепчущую в шоковой лихорадке непонятное «тоша».
«Характерные булькающие звуки. Он не может дышать. Нужна трахеотомия. Не дотянет до больницы». Хирург высыпает на мостовую содержимое своей сумочки, находит среди разбросанных вещей маникюрные ножницы, выхватывает у одного из зевак соломинку из стакана с шипучкой, у другого – бутылку текилы, трясущимися руками делает надрез на гортани несчастного и вставляет туда пластиковую трубку, обильно политую алкоголем. Она тут же ловит прерывистое дыхание, но из груди по-прежнему хлещет кровь. Уже слышна сирена приближающейся «Скорой помощи», но смерть не собирается отпускать своего пленника.
Катарина бессильно слушает последние звуки, вырывающиеся из почти безжизненного тела, смотрит на рыдающую девушку, разводит руками и, отводя глаза, качает головой.
– Это вы, вы виноваты! – по-русски кричит Соня толпе.
«Я его не спасла», – по-немецки вздыхает Катарина, а Лола шепчет по-испански: «Я убила его».
12
Она не пришла, хотя стрелки на циферблате подбираются к половине одиннадцатого. Встреча была назначена на десять утра, но мужчина не слишком волнуется. В городе из-за пробегов сложно передвигаться, тем более ее муж предупредил, что они собирались полюбоваться гонкой. Через пятнадцать минут ожидающий отодвигает недопитую чашку кофе, откладывает газету, роется в карманах и вытаскивает бумажку с цифрами и, нацепив очки, набирает номер телефона.
– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – сообщает голос оператора.
– Черт-те что! – ругается мужчина, вскакивает с дивана и беспокойно ходит кругами по холлу отеля, то и дело поглядывая на вертушку двери.
Еще через полчаса он подоходит к портье:
– Если меня будут спрашивать, передайте, я буду к шести.
– Конечно, сеньор.
Следующие несколько часов он слушает и не слышит монотонные речи ораторов, украдкой от соседей достает телефон и щелкает по клавишам с надеждой, которая тает под аккомпанемент металлической трескотни автоответчика и с каждой новой попыткой усиливает сомнение и беспокойство.