Алая нить
Шрифт:
– В долг вы взять не можете.
–Мама, я хотела бы попросить у Стива некоторую сумму.
–Какую?
–Тысяч пятьдесят.
–Пятьдесят чего?
–Долларов.
Молчание.
–Мама?
–Зачем
–Это не мне. Я должна их отдать. Вместо Антона.
–Я всегда знала, что твое замужество ничего, кроме неприятностей, нам не принесет.
–Мама, деньги надо отдать. Они нужны для Анечки.
–Ты печешься о его девочке? Забудь о ней! Нет Антона – нет проблемы.
–Все как раз наоборот. Нет Антона – есть проблема.
–А как ты собираешься возвращать этот долг? Нет, я не желаю из-за твоих приступов добродетели испортить отношения со Стивом. Анечка обойдется.
– Так что же делать? – пытает Соня студента.
– Например, организовать специальный фонд и собирать деньги в помощь ребенку. Делать почтовые рассылки, давать объявления на сайтах. Мир не без добрых людей.
Да, это точно. На открытом Соней банковском счету – уже двести евро, присланных сердобольной одноклассницей. Люди не спешат расставаться с заработанным, если гарантом их целевого использования не служит какое-либо медийное лицо. А историк Софья Панова? Да кто она такая?
– Это слишком сложно.
– Конечно! Преступить закон куда легче!
«Точно. Переписывать страницу за страницей из-за того, что в одном месте не довела до конца хвостик над «ля», в другом проткнула бумагу, а в третьем поставила кляксу; мило улыбаться аптекарю и снисходительно кивать, когда, не дожидаясь рецепта, тебе протягивают тюбики мазей, снимающих отеки ног и боли в измученной постоянной работой спине; тратить последние гроши на жесткие щетки, чтобы оттереть намозоленные пальцы от чернил, въевшихся в кожу; безуспешно пытаться избавиться от приступов тошноты и омерзения к себе – что может быть проще?»
– Вы говорите, что прочитали «Преступление и наказание», и утверждаете, что совершить злодеяние легко? А как же муки совести?
– Какие муки совести у плохих людей?
– Вы считаете, что хороший человек не может нарушить закон?
– Не может. Или, во всяком случае, не должен.
– А как же Робин Гуд?
– Прославленный йомен из Локсли? Миф английских баллад?
– Почему же миф? Если чье-то существование не доказано, это не значит, что нельзя верить в его существование.
– Допустим. И верующие наградили его прекрасным метким титулом «Принц воров».
«Наконец-то имя мне найдено, – неожиданно вспоминает Соня классика. – Продам партитуру и превращусь в королеву мошенников. Вот только царствовать в Ноттингемских
– Значит, вы уверены, что преступление совершить легко и ничто не будет терзать человека, избравшего этот путь?
– Уверен.
– А как же страх разоблачения? – Его семена уже проросли в Сонином позвоночнике, висках, ступнях, ладонях, дыхании.
– Этого аферист заслуживает в полной мере.
«Вот – все, чего я достойна: удручающих размышлений о лучшей тюрьме на планете, выучившего мои болячки фармацевта и знаний о точном количестве шагов от закутка в общежитии до второй по ходу осмотра комнаты на Макартплатц» [108] .
108
Площадь, где находится музей-квартира семьи Моцартов.
– Кстати, – продолжает диспут австрийский юноша, – в данном случае есть еще один довольно простой способ избежать нарушения закона.
– Какой? – Соня затаила дыхание; она ощущает внутри себя крохотные шарики надежды, наполняющие кровь.
– Кем приходится больной ребенок человеку, который решил собрать деньги?
– Предположим, никем.
– Тогда ответ очевиден. Нужно просто отказаться от преступления.
– То есть отступиться от помощи?
– Вот именно.
В ушах – треск от миллиона лопнувших пузырьков.
– Знаете, – разочарованно заключает Соня, – а ведь вы не правы. Между мной и Мармеладовой есть кое-что общее.
– Что же?
– Мы обе не страдаем равнодушием!
– Если кто и страдает равнодушием, так это ты, – возмущается молоденькая японка, которая раньше казалась Соне довольно милой, а теперь напоминает готовую вцепиться в глотку гиену. – Пожалела банку чернил для общего праздника! Да этой краски завались в любом магазине.
– Вот и сходили бы туда, – огрызается Соня, – а не шлялись бы по чужим комнатам!
– У тебя было открыто.
– Это не дает вам право заходить и брать без спроса чужие вещи.
– Что с тобой? – удивляется искусствовед из Бремена. Он хорошо знает эту русскую, изучающую австрийских кайзеров. Никогда раньше она не была жадной и не позволяла себе разговаривать в подобном тоне ни со студентами, ни с соотечественниками, которым показывает красоты Зальцбурга, ни, тем более, с коллегами. А теперь свирепо сверкает черными глазами, будто хочет сжечь виновных прямо здесь, в холле, вместе с растянутым над их головами плакатом. – Не злись, Соня. Красиво ведь получилось. Тебе не нравится?