Алба, отчинка моя…
Шрифт:
Взял он, Серафим, и погнал стадо.
Идет он так по дороге, идет, а там глянь — навстречу дед Захария, веселенький, в хорошем настроении, со своей белой котомкой за плечами и бутылкой водки в руке.
— Ищу, с кем ее распечатать… — смеется старик. — Думаешь, если уезжаю, то ни с кем уж и не попрощаюсь? В какую сторону? — спрашивает старик, словно стада совсем и нет.
— Разве не видите? Нас бросил пастух…
— Тогда я пойду с тобой… Земли у меня
Идут они так, идут, а думаете, Серафиму есть когда разговаривать? Скотина голодная, скотина ненасытная. А тут то фасоль, то виноград, то какая-нибудь кукуруза… И больше всех козе бабки Сафты надо.
— Да что ты никак не уймешься? — удивляется дед Захария.
— Разве не видите? — И Серафим опять бежит за козою, ибо как раз в этот миг она, проклятая, перепрыгнула через какой-то плетень и вот уже в чьем-то дворе…
— Оставь ты ее к лешему, посмотришь, что будет! — смеется Захария.
— Ох, дед, разве вы не знаете крестьянина?.. Хребет ей переломит, кости ей сгрызет.
— Да пусть сгрызет! Работа ихняя, скотина ихняя…
— Собственность… эта… как ее?
— Анархистическая, — смеется Захария и снимает ремень. — Иди привяжи ее…
Так пришли они в поле на пастбище. А там, глянь, едет к ним верховой — сторож Костаке Георгицэ, летит словно вихрь.
— Вы что, с ума сошли? Чего вам здесь надо?
— То есть как? — недоумевает Серафим. — Не видишь разве, мы со стадом?
— Э-э, гоните его отсюда быстрей, мы пастбище ядом посыпали. По радио же было сказано — борьба с грызунами…
— Как же это мы не расслышали? — сомневается Серафим.
— Так Ангел знает. Он договорился с правлением совхоза. Где он?
— Где он! — плюется дед Захария. — Что, у нас на шее бинокль, как у тебя?
Лишь теперь заметил Серафим, что у сторожа и ружье есть и бинокль и сам в седле — словно воин из сказки, только булавы не хватает.
— Ох, дед, хорошо сейчас сторожу, — вздыхает Серафим. — Хочешь — спишь, хочешь — работаешь.
— Хм, а как, скажи? Разве не видишь — он все время верхом…
Так дошли они до совхозного пастбища. Раскупорили бутылку, сели подкрепиться.
— Эй, бродяги, вы откуда? — кричат за их спиной два сторожа.
— Местные мы, отсюда… Колхозники.
— Ах, вот оно что? А мы, знайте, совхозники. Ну-ка, пошли в дирекцию.
— Мы же пастухи, поглядите, скотина голодная, — окончательно сник Серафим.
— Хе-хе, вы еще и со скотиной пожаловали! Вдвойне оштрафуем!
— Так ведь прежний пастух договорился. Еще вчера…
— Тогда, хе-хе, втройне оштрафуем, потому что еще и врете.
Видит все это Захария и, будучи хитрее, вмешивается в разговор:
— Зачем столько слов, если
Тот сторож, что помоложе, не выдерживает:
— Вижу я, дяденька, вам прямо под суд хочется.
Встает тогда Серафим, смотрит направо-налево, смотрит вблизь, смотрит вдаль: в долине пашут трактора, на пригорке комбайны, сеялки, веялки, даже суслику негде зарыться в норку. И говорит он сторожам:
— Что же мне делать с этим бычком?
Вытаращили на него глаза сторожа: «Что он, ненормальный или притворяется?!»
— Где ты быка видишь, христианин? — спрашивают оба.
— Да вот же, вот… — И только обернулся, чтобы его показать, глянь, а его нету. — Тьфу! — сокрушается Серафим. — Где же он? Ай-яй-яй! Уже в лес пошел.
Взглянули еще разок сторожа на них и махнули рукой: «Оставим-ка их с богом… Ходят двое с одной козой, а видят стадо. Ну, как их после этого назовешь, да простит нас бог!»
И, решив так, не бьют их, не пугают, не ругают, а по-хорошему их прогоняют…
А лес манит их рукой, приглашает: «Идите, пожалуйста, сюда, здесь холодок, здесь зелень!»
И только вошли они в лес, а лесник тут как тут перед ними вырос.
— Думаете, я за вами не слежу? Кто вам разрешил сюда заходить?
Садится тогда Серафим на траву, а в голове молнией: «М-да, лес-то он лес, а думаешь, у него глаз нету?»
Ну, а Захария, тот не растерялся:
— Садись-ка ты, Анисим, рядышком, ведь мы в лесу, и никто нас не видит! Какую «монополь» делают эти русские, дай им бог здоровья! — И опять вынимает бутылку и хочет ее раскупорить. — Ну, попробуй «Казбек»… — и протягивает пачку леснику.
Видит лесник, что люди эти с добрым сердцем, так зачем ему злить их напрасно?
— А где же ваш Ангел? — смягчается он.
— Ох, бросил он нас, — говорит с горечью Серафим.
Повеселел лесник.
— Хе-хе, пастух бросил, — это еще что! Меня жена пятый раз бросает!
— Ничего себе, — говорит Захария, а тут по тропинке бежит к ним мальчишка да и кричит:
— Татунь, идем быстрее, начальник из лесхоза приехал и мать наша с ним!
Как будто обжегся лесник, вскочил, замахал руками:
— Братцы, я вас не видел! Ну-ка, марш отсюда…
А Серафим — что ему делать? — просит:
— Может, спрячете нас в чаще, бадя?
— И речи не может быть… Идите, лучше уж приходите, как свечереет.
Куда же им идти дальше? Пошли в овраг. У каждого села есть хоть один овраг, а в Серафимовом селе овраг был большой-большой. Когда был еще маленьким, часто думал Серафим: «Запрудить бы его с одного конца и наполнить бы его водой, как бы купались здесь люди! И сколько бы рыбы наловили! Жили бы и купались только».