Альбом для марок

Сергеев Андрей Яковлевич

Кулешов ошибся во мне – из меня не удалось сделать что угодно. Я ошибся в Кулешове. Ошибся во ВГИКе.

Ставил ли я свое, играл ли ролишки в чужих постановках, смотрел ли работы сотоварищей или старшекурсников, во мне нарастал финальный выклик Феди Протасова:

– Как вам не стыдно?

После первого курса Кулешов с Хохловой усадили меня в экзотический открытый лимузин с блямбой румынского королевского автоклуба и прочувствованно отговорили:

– Такой талантливый.

После второго курса меня не отговаривали.

Кулешов выписал выспреннюю подорожную:

ХАРАКТЕРИСТИКА

на студента 2-го курса постановочного факультета (режиссерского отделения) Всесоюзного Государственного Института кинематографии

А. Сергеева

Дана в Институт иностранных языков.

Тов.

А. Сергеев в течение двухлетнего обучения во ВГИКе, в руководимой мною творческой мастерской – показал себя как культурный, дисциплинированный и усердный студент.

Тов. Сергеев по всем предметам получал отличные оценки, а по специальным (кинорежиссура и актерское мастерство) хорошие.

Тем не менее тов. Сергеев еще не проявил ярких творческих данных, как будущий кинорежиссер, и поэтому его желание перейти в Ваш Институт является вполне закономерным и с государственной точки зрения правильным.

Тов. Сергеев, хорошо и дисциплинированно занимаясь, вел и активную общественную работу в стенгазете режиссерского отделения. В политчасах тов. Сергеев принимал также активное участие, выступая с докладами и в обсуждениях.

Заслуженный Деятель

Искусств, доктор искусствоведения

профессор

Л. Кулешов

27 июня 1953 г.

Из ВГИКа выгоняли, сами оттуда не уходили. Изменить ВГИКу – было почти то же, что изменить родине/партии.

Когда осенью я пришел за справками, комсомольский босс сыронизировал: – Ну, ты – мужественный человек!

Гаденыш курсом младше в глаза прошипел: – Предатель.

Мои бывшие однокурсники поглядывали выжидательно: не иначе Кулешов подвел серьезную базу. Заулыбались только Микалаускас и эстонец Ельцов. А Дабашинскас поднялся во весь двухметровый рост, оскалил тигровые зубы и обнял.

Ни тогда, ни потом – я не жалел, что ушел из ВГИКа.

P. S. Лет через десять в Коктебеле у Габричевских я увидал Кулешова с Хохловой. Когда я ушел, Кулешов спросил:

– Это Сергеев? Мы его так любили…

1982–85

приложение

Послевоенные студенческие песни

Историко-литературная:

В имении Ясной Поляне Жил Лев Николаич Толстой. Не ел он ни рыбы, ни мяса, Ходил по аллеям босой. Жена его Софья Андревна Обратно любила поесть. Она босиком не ходила, Хранила семейную честь. С врагами он храбро сражался, Медали он с фронта привез. И роман его Воскресенье Читать невозможно без слез. Узрев мою бедную маму, Он свел ее на сеновал. И тут приключилася драма, Он маму изнасиловал. Вот так разлагалось дворянство. Вот так разлагалась семья. От этого вот разложенья Остался последышем я…

Модернизация двадцатых годов:

Колеса счетчик кру!тит Москва-а бежит кругом. Мару-уся в ин!ституте Сикли-и-фа-со-ов-ско-Го. Марусю на стол ложат Шестна-адцать штук! врачей, И ка-ажный врач! ей ножик Вына-ает и-из грудей. Марусю в крематорий И по-осле в гроб! кладут. И ту-ут в нещасье – в горе Голубчик наш ту-ут как тут: Я сам ей жизь испортил И ви-иноват! я сам — Отсыпьте, пожалуйста, в портфель Мне пеплу четырьста пьсят грамм.

Обериутство:

На полочке лежал чемода-а-анчик, На полочке лежал чемода-а-анчик, На полочке лежал, На полочке лежал, На полочке лежал чемода-а-анчик. –

А ну-ка убери чемода-а-анчик, А ну-ка убери чемода-а-анчик, А ну-ка убери, А ну-ка убери, А ну-ка убери чемода-а-анчик. – А я не уберу чемода-а-анчик, А я не уберу чемода-а-анчик, А я не уберу, А я не уберу, А я не уберу чемода-а-анчик. – А я его выброшу в око-о-ошко, А я его выброшу в око-о-ошко, А я его вы — А я его бро — А я его выброшу в око-о-ошко. – А ты его не выбросишь в око-о-ошко, А ты его не выбросишь в око-о-ошко, А ты его не вы — А ты его не бро — А ты его не выбросишь в око-о-ошко. – А я его выбросил в око-о-ошко! А я его выбросил в око-о-ошко! А я его вы — А я его бро — А я его выбросил в око-о-ошко! – А это был не мой чемода-а-анчик, А это был чужой чемода-а-анчик, А это был не мой, А это был чужой, А это твоей тещи чемода-а-анчик!

Абсурдизм, помноженный на обериутство:

С деревьев листья опадали (прямо в лужи), Пришла осенняя пора. Парней всех в армию забрали (хулиганов), Настала очередь моя. Пришла повестка на бумаге (шесть на девять) — Явиться в райвоенкомат (для прохожденья), Мамаша в обморок упала (с печки на пол), Сестра сметану пролила (обратно, на пол). Мамаша, живо подымайся (взад на печку), Сестра, сметану подлижи (языком). А я, молоденький мальчишка (лет шестнадцать, двадцать, тридцать) На фронт германский подалси. И вот мы только окопались (в землю рылом), Подходит ротный командир (ать-два); Здорово, братцы-новобранцы (матерь вашу!), Давай, в атаку побегли! Летят по небу самолеты (бомбовозы), Хотят засыпать нас землей. А я, молоденький мальчишка, (лет шестнадцать, двадцать, сорок, сам не знаю, сколько), Лежу с оторванной ногой (притворяюсь). Ко мне подходит санитарка (звать Тамарка): Давай тебе я первяжу, И в санитарную машину (студебекер) С собою рядом положу…

лучшее время

Режиссерский возник из случайной книги. Переводческий – из объявления на заборе. Ин-язовский плакат на Второй Мещанской сулил стипендию вдвое больше вгиковской. Я подумал, что переводить стихи – занятие чистое, подходящее, я точно сумею.

На собеседовании декан Валентей увидал: отец в Тимирязевке, спросил, что происходит в академии, и вывел, что ИН-ЯЗу я подхожу.

ИН-ЯЗ мне тоже подошел. На фанерной перегородке было вырезано: VITA NOSTRA HOHMA EST, над писсуаром нацарапано: QUI SCIT, PERDIT.

После социолога Валентея деканом стал испанец-республиканец, летчик-бипланист Браво. В институте изображали, как он вспоминает:

– У меня коншились боеприпашы. Я подлетел к фашишту и штукнул его кулаком по шерепу.

Я подал ему долгий бюллетень, диагноз: ГИПЕРТОНИЯ, и попросил свободного посещения. Браво любил орать, но укрощался, когда орали в ответ.

ИН-ЯЗ стал раздольем.

На грамматике вдохновенный Клаз убедил, что в языке – даже русском – необходим артикль, перфект, континьюос.