Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
а за это время узнали о нем двое или трое из очень
близких нам людей, и потому, когда Ал. Блок приехал в
церковь, он был неприятно поражен, увидев еще несколь
ко лишних человек. Он даже кротко упрекнул меня за это.
После венчания он сразу уехал к себе и ни за что
не захотел принять участие в нашем маленьком ужине.
После ужина я имела смелость сочинить стихотворное
приветствие, подписанное всеми присутствующими, и мы
с мужем, захватив целую охапку цветов, завезли
Ал. Блоку на квартиру и передали ему через швейцара.
Это было 15 января 1916 года.
На другой же день я получила от него то прекрасное
письмо, которое напечатано ныне в сочинениях Блока 5.
Больше мы с Ал. Блоком не встречались...
95
Г. БЛОК
1
ИЗ ОЧЕРКА «ГЕРОИ «ВОЗМЕЗДИЯ»
Несмотря на кровное родство (наши отцы — родные
братья), ни родственной, ни другой какой-нибудь бли
зости между нами не было. Не было, собственно, даже и
того, что называется «знакомством». Был только один
очень длинный разговор незадолго до смерти поэта.
Мне хочется, тем не менее, рассказать то малое, что я
помню о нем. <...>
Разрыв Александра Львовича <Блока> с первой
женой произошел задолго до моего рождения. Отношения
ее со всей нашей семьей прекратились. Я увидел ее в
первый раз в 1920 году.
В раннем детстве мне приходилось слышать, что су
ществует где-то в Петербурге двоюродный брат Саша,
умный мальчик, издающий в гимназии журнал. Имя
Саша не нравилось, не нравилось и про журнал. Мне не
хотелось с ним знакомиться.
В конце девяностых годов наша встреча все-таки со
стоялась. Александр Александрович, оторванный до тех
пор от родственников, вдруг почему-то завязал с ними
сношения. Он появился в доме у тетки Ольги Львов
ны Качаловой, единственной сестры Александра Львови
ча и моего отца. Затем стал изредка бывать и у нас.
Семья Качаловых была большая, здоровая, веселая,
очень русская. В ту пору она по-весеннему шумела и
цвела. Этим цветением и шумом Александр Александро
вич (очень ненадолго) был, по-видимому, захвачен.
Мне было десять — двенадцать л е т , — я был «лицом без
речей». Насколько помню, с Александром Александровичем
96
мы не обменялись в эти годы ни одним словом. Поэтому
все относящиеся к этому времени воспоминания мои о
нем основаны исключительно на впечатлениях «молчали
вого
Он только что поступил в университет и увлекался
сценой. Всем было известно, что будущность его твердо
решена — он будет актером. И держать себя он старался
по-актерски. Его кумиром был Далматов, игравший в то
время в Суворинском театре Лира и Ивана Грозного.
Александр Александрович причесывался как Далма-
тов (плоско на темени и пышно на висках), говорил
далматовским голосом (сквозь зубы цедил глуховатым
баском).
Раз вечером у нас были гости. И. И. Лапшин, тогда
молодой еще доцент, читал какую-то пьесу Зудермана. 1
Чтение было прервано поздним приходом Александра
Александровича. Он приехал с репетиции спектакля, в
котором участвовал. Когда его спросили, какая у него
роль, он своим заправским актерским тоном ответил, что
небольшая: «тридцать страниц с репликами». Узнав, ка
кую пьесу читают, он тем же тоном небрежно заметил,
что Зудерман ему «не дается». Затем прочитал только
что написанную им юмористическую балладу про ры
царя Ральфа. Там, сколько помню, всё чередовались
рифмы: простужен, ужин, сконфужен, и он, читая, на
эти рифмы налегал 2.
Помню его в другой раз в театре. Он был в ложе с
Качаловыми. Играла модная в то время Яворская, только
что вышедшая замуж за князя Барятинского. Ее много
вызывали. После одного из вызовов, когда она, кланяясь,
отступала от рампы, занавес, слишком рано спущенный,
ударил ее нижней своей штангой по голове. Последовал
новый взрыв оваций. Александр Александрович неистов
ствовал. Помню — стоит, откинувшись, в глубине ложи,
вытянутыми руками хлопает и кричит не «Яворскую»,
как все, а почему-то: «Барятинскую! Барятинскую!»
Чаще всего в это время приходилось видеть его де
кламирующим. Помню в его исполнении «Сумасшедшего»
Апухтина и гамлетовский монолог «Быть или не быть».
Это было не чтение, а именно декламация — традиционно
актерская, с жестами и взрывами голоса. «Сумасшедше
го» он произносил сидя, Гамлета — стоя, непременно в
дверях. Заключительные слова: «Офелия, о нимфа...» —
говорил, поднося руку к полузакрытым глазам.
4 А. Блок в восп. совр., т. 1
97
Он был очень хорош собой в эти годы. Дедовское ли
цо, согретое и смягченное молодостью, очень ранней,
было в высокой степени изящно под пепельными курча
выми волосами. Безупречно стройный, в нарядном, ловко