Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
светлыми глазами поэта был тот новый мир, который, по
его словам, «неудержимо плывет на нас» 5, та новая,
омытая Революцией Россия, что «глядит на н а с , — как он
г о в о р и л , — из синей бездны будущего и зовет туда» 6.
СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЛОКЕ
1
Мне
Подсолнечная. Колокольчик весело звенит, кругом — кру
тые овраги, горы с зелеными квадратиками молодой ржи.
Проехали темный еловый лес, и как-то неожиданно на
пригорке появилось небольшое Шахматово: несколько до
мов, деревни рядом не видно. Наконец осуществилась меч
та моего детства: я увижу моего троюродного брата Сашу
Блока, о котором мне так много рассказывали и который
представляется мне каким-то прекрасным мифом.
Мы входим в дом. Появляются две незнакомые мне
тети — тетя Аля и тетя Маня Бекетовы — ласково увлека
ют меня за собой и спрашивают у прислуги, где Саша.
Кухарка отвечает: «Ушли за грибами, не скоро придут».
Я первый раз в чужом месте, и мне как-то не по себе...
Но Сашура возвращается скорее, чем его ждали. Высо
кий, светлый гимназист, какой-то вялый и флегматичный,
говорит в нос. Но мне сразу становится интересно. Он
издавал журнал «Вестник», при участии своих двоюрод
ных братьев Кублицких. Тогда уж меня поразила и
пленила в нем любовь к технике литературного дела и
особенная аккуратность. Тетради журнала имели образ
цовый вид, на страницах были приклеены иллюстрации,
вырезанные из «Нивы» и других журналов. Он подарил
мне несколько таких картинок. Когда я дал ему в «Вест
ник» рассказ, он прислал мне коробку шоколадных сар
дин, написав, что это — в подарок, а не в виде гонорара,
который будет выслан после.
Желая поговорить со мною на интересующую меня
тему, он завел речь о богослужении. Предложил отслу-
110
жить вместе утреннюю литургию в саду и достал отку
да-то подобие ораря 1. Утром жители Шахматова были
неожиданно разбужены довольно странными возгласами,
доносившимися из сада.
2
Гнездо, из которого вылетел лебедь новой русской
п о э з и и , — Ш а х м а т о в о , — было основано дедом Блока по
матери, ботаником А. Н. Бекетовым. Помню его стари
ком. Некрасивый, но удивительно изящный, в серой кры
латке, «старик, как лунь седой», мягкий, благородный,
во всем печать французской культуры:
Сладко вспомнить за обедом
Старый, пламенный Париж 2.
В молодости, как убежденный натуралист, ненавидел
классицизм, возмущался развратностью древних поэтов,
но
в стихах».
Жена его, Елизавета Григорьевна, урожденная Каре
лина, приходилась мне двоюродной бабушкой. Это был
сплошной блеск острот. Больная, прикованная к креслу,
она не теряла прежней доброты и остроумия. Неустанно
работала: переводила с английского Теккерея, Брет Гар
та и др. Относилась с отвращением ко всякой метафизи
ке и мистицизму. Терпеть не могла немцев, особенно
Гете, и говорила, что он написал вторую часть «Фауста»
для того, чтобы никто ничего не понял. Единственным
приличным немцем считала Шиллера. В отношении церк
ви была настоящий Вольтер и называла церковную ут
варь «бутафорскими принадлежностями». И так неожидан
но в этой обстановке прозвучали стихи молодого поэта:
Входите все. Во внутренних покоях
Завета нет, хоть тайна здесь лежит.
Старинных книг на древних аналоях
Смущает вас оцепеневший вид.
Здесь в них жива святая тайна бога,
И этим древностям истленья нет.
Вы, гордые, что создали так много,
Внушитель ваш и зодчий — здешний свет.
Напрасно вы исторгнули безбожно
Крикливые хуленья на творца.
Вы все, рабы свободы невозможной,
Смутитесь здесь пред тайной без конца 3.
111
3
В августе 1898 года я встречал Блока в перелеске, на
границах нашего Дед ова. Показался тарантас. В нем —
молодой человек, изящно одетый, с венчиком золотистых
кудрей, с розой в петлице и тросточкой. Рядом — ба
рышня 4. Он только что кончил гимназию и веселился.
Театр, флирт и стихи... Уже его поэтическое призвание
вполне обнаружилось. Во всем подражал Фету, идей еще
не было, но пел. Писал стереотипные стихи о соловьях
и розах, воспевал Офелию, но уже что-то мощное и ча
рующее подымалось в его напевах. Помню, как совсем
околдовали меня его стихи: «Из потухавшего камина
неясный сумрак ночи плыл» 5 и «Полный месяц встал
над лугом».
В то время он увлекался декламацией шекспировских
монологов. Декламировал на лужайках сада монологи
Гамлета и Отелло, громко крича, отчаянно жестикулируя.