Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Коллектив авторов

Но если выйдешь цел — тогда

Ты, наконец, поверишь чуду,

И, наконец, увидишь ты,

Что счастья и не надо было,

Что сей несбыточной мечты

И на полжизни не хватило,

Что через край перелилась

Восторга творческого чаша,

И все уж не мое, а наше,

И с миром утвердилась связь...

Жить можно только будущим, а за будущее нужно бороть­

ся. «Мир движется музыкой, страстью, пристрастием, силой...»

И — «надо, чтобы жизнь менялась» (VII, 219

и 224).

В предощущении «неслыханных перемен» были написаны

«Страшный мир» и «Стихи о России», «Возмездие», и «Ямбы»,

и все остальное, что ознаменовало путь и цель Блока, о которых

лучше, чем кто-либо, сказал он сам: «...какое освобождение и

какая полнота жизни (насколько доступной была она): вот я —

до 1917 года, путь среди революций; верный путь» (VII, 355).

14

Этот верный и в перспективе своей неуклонный путь при¬

вел последнего из величайших поэтов старой России к созданию

январской трилогии 1918 года — «Интеллигенция и Революция»,

«Двенадцати», «Скифов», которыми открывается заглавная стра­

ница русской литературы новой, октябрьской эры.

Обнаженная совесть, абсолютное чувство правды, святая

верность патриотическому, гражданскому долгу, сейсмографиче­

ская чуткость к подземному движению истории (свойство ге­

ния) — все это в самый ответственный и решающий час жизни

Александра Блока подняло его на высоту нравственного и исто­

рического подвига.

Так в целокупности почвы и судьбы возникает то единство

духа, мысли и бытия художника, которое есть сама субстанция

подлинного и великого искусства.

2. ЛИЦО И МАСКА

Нет искусства без художника, нет поэзии без личности

поэта.

За всем, что написал Блок за свою короткую и стремитель­

ную жизнь, стоит его громадная и прекрасная личность, горев­

шая неугасимым костром, но для всех окружающих закованная

в стальной панцирь.

Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух,

Да, таким я и буду с тобой:

Не для ласковых слов я выковывал дух,

Не для дружб я боролся с судьбой.

Об этом человеке, строгом и замкнутом, углубленном в свои

невеселые думы, об этой жизни, трудной и одинокой, рассказы­

вают многие и очень разные люди — приятели, случайные встреч­

ные, тайные недруги. Мало о ком из русских писателей нашего

века образовалась такая обильная мемуарная литература 1.

И это при том, что Блок вел уединенный образ жизни, редко

появлялся на

людях.

Оно и понятно: очень уж неординарна, обаятельна и притя­

гательна была сама личность Александра Александровича Блока.

Корней Чуковский, повстречавший на своем долгом веку мно­

жество людей, заверил: «Никогда ни раньше, ни потом я не

видел, чтобы от какого-нибудь человека так явственно ощутима

и зримо исходил магнетизм».

1 Перечень относящихся к Блоку материалов мемуарного ха­

рактера насчитывает более 160 названий.

15

Совершенно не похожие друг на друга люди с одинаковой

силой ощущали человеческую уникальность Блока. Иные в его

присутствии сами чувствовали себя чище, благороднее. Вот что

сказал известный советский писатель Иван Новиков, встречав­

шийся с Блоком в молодости: «Люди менялись у вас на глазах,

когда глядели на Блока: точно на них падал отсвет ого внутрен­

него сияния» 1.

Уж на что прожженным и падшим типом был некий А. Ти-

няков — мелкий циничный стихотворец и совершенно бесприн­

ципный критик, но и он признался: «Знакомство с Блоком внес­

ло в мою жизнь нечто несомненно значительное и столь свет­

лое, что я прямо склонен назвать его счастьем» 2.

Дошедшая до нас мемуарная литература о Блоке дает кар­

тину достаточно широкую и многоцветную, воссоздающую в жи­

вых рассказах всю жизнь поэта, начиная с детских лет.

Конечно, далеко не все в этой литературе одинаково содер­

жательно и достоверно. Да и характер, объем, сама форма вос­

поминаний очень разные — от круговой панорамы целой литера­

турной эпохи, которую создал Андрей Белый, до таких «момен­

тальных фотографий», каковы, к примеру, миниатюрные заметки

А. Ахматовой, П. И. Лебедева-Полянского. Г. Арельского или

К. Арсеневой, дополняющие портрет Блока выразительными штри­

хами.

Дело, понятно, не в объеме: две страницы, написанные мастер­

ской рукой Всеволода Иванова, стоят пространного о ч е р к а , — на­

столько героически выглядит на этих страницах усталый и не очень

сытый поэт, когда в тревожнейший день Кронштадтского мятежа

читает своему единственному слушателю лекцию о романтизме.

И все же нельзя сказать, что при всем своем обилии мему­

арная литература о Блоке дает о нем исчерпывающее и вполне

верное представление. Причины для этого были разные.

Во-первых, в обильной литературе этой есть досадные и не­