Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения

Сопровский Александр

* * *

Б.Кенжееву

В тихом голосе — прелесть отваги.

Все подписано и решено.

Будет слово стареть на бумаге,

Будет мудрым и старым оно.

Будет свод, по-старинному синий.

Будут хмурые зданья стоять.

Мы пройдем по столице России

Лет примерно через двадцать пять.

И все в том же, быть может, подпитье

Той далекой холодной весной

О неведомом

нынче событье

Потолкуем мы вволю с тобой.

И жаровню закатного солнца

Запалят у Никитских ворот.

Мы с тобой надо всем посмеемся,

Наше лучшее время придет.

Наши годы пролягут, промчатся,

Как морщины и линии строк.

Нам не раз на закате прощаться

И встречаться в обещанный срок.

Чтоб тяжелое звонкое время

Омывало судьбу и строку,

Чтобы честное певчее племя

Веселилось на страшном веку.

1974

СТИХИ О ЖЕРТВЕННОЙ РОЛИ

ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В РЕВОЛЮЦИИ*

Но я-то не видал по счастью

Тобой усвоенных с трудом

Счастливых снов советской власти

О красном веке золотом.

Там все, кто молоды и стары,

Вкушают труд или досуг.

Там розовые комиссары

Воскресли силами наук.

Там геометрию, с цветами

Сплоченную в единый хор,

Венчает шелковое знамя

На пиках покоренных гор.

Там женщины равно красивы.

Там диалектика хитра.

Последний там поэт России

Скрипит подобием пера:

«Пускай на трупах иноверцев

Следы когтей или зубов.

Мое обглоданное сердце

Удобрит почву для хлебов.

Из серого слепого света

Шагает, здравствуя в веках,

Рабочий класс Страны Советов,

Неся убитых на руках».

1974

* * *

Все те, кто ушел за простор,

Вернутся, как северный ветер.

Должно быть, я слишком хитер:

Меня не возьмут на рассвете.

Не будет конвоев и плах,

Предсмертных неряшливых строчек,

Ни праздничных белых рубах,

Ни лагеря, ни одиночек.

Ни черных рыданий родни,

Ни каторжной вечной работы.

Длинны мои мирные дни.

Я страшно живуч отчего-то.

Поэтому я додержусь

До первых порывов борея.

Не вовремя кается трус —

И трусы просрочили время.

Я знаю, в назначенный

день

Протянут мне крепкие пальцы

Пришедшие с ветром скитальцы

С вестями от прежних людей.

1974

* * *

Под закрытыми веками белый туман.

За окном расцветает туман голубой.

Я готов за отчаянный честный обман

До утра на коленях стоять пред тобой.

Ты проснешься позднее, к окну подойдешь,

В корабельном волненье земля поплывет,

И рассвет унесет твою светлую ложь

Над дрожащею хлябью асфальтовых вод...

Ты глядишь на троллейбус в сети лучевой,

Скоро встретимся, я тебе все объясню,

Уже слышу я голос взволнованный твой,

Затевая с кофейником белым возню.

Я под ребрами сердце мое тороплю,

Я тянусь из-под крыши к слепому лучу,

И тебя темноглазой любовью люблю,

И в зрачках твоих — слышишь? — исчезнуть хочу.

1974

* * *

Я слишком долго ждал, я верил и не верил,

Но поутру судьба нацелилась в упор,

Покуда не скрипят вертящиеся двери —

И слышится лишь твой со мною разговор.

И снова на заре простуженные речи,

И как невесть когда пролегший в сердце шрам,

Сквозь сеть твоих волос, спадающих на плечи,

Забрезжит белизна среди высоких рам.

Какой бездонный срок вмещается в отрезок,

Пока слова звенят, пока дрожит рука.

Всем воздухом скорбя, надежда напоследок

Удерживает взгляд и слово на века.

...А дому твоему, где в лифтах, башнях, нишах

Гнилой ютится дух — бесспорно, суждена

Судьба ничьих дворцов, архитектуры нищих,—

Но беспределен вид из верхнего окна.

Так поднимись к себе, раз нам пора проститься,

И выгляни в окно, где вовсе рассвело —

И серой головой подергивает птица,

И падают лучи на черное крыло.

1974

* * *

Под облачной упругой парусиной

Гуляет ветер, небо напрягая,

И ласточек безвольные тела

Раскачивает в воздухе весеннем.

А ты лежишь и ждешь, пока стемнеет,

И стихнет рокот смертного гулянья,