Альфред Нобель
Шрифт:
В Сан-Ремо Нобель, окруженный своими новыми помощниками, принялся за испытания своего очередного изобретения — «прогрессивно взрывающегося бездымного пороха» [51] .
Его по-прежнему интересовало огнестрельное оружие. Как будто извиняясь за это, Нобель объяснял, что его привлекает лишь теоретическая сторона вопроса, тогда как ненависть к войнам заставляет его ненавидеть сторону практическую: «Что касается меня, — говорил он, — то я с удовольствием послал бы к чёрту все эти пушки и всё, что с ними связано. Ад — это лучшее место для их хранения и одновременно лучшее место для их испытания» [52] .
51
Это
52
Цит. по книге Шюкка и Шольмана The Life of Alfred Nobel, Heineman Ltd, London, 1929
Число изобретений и усовершенствований, сделанных Нобелем во время его пребывания в Сан-Ремо, просто удивительно: он усовершенствовал многие бытовые приборы, разработал глушители для ружей и пушек и новый способ закаливания металла. Его интересовали оптика, биология, физиология. А позже он обратится и к «идефикс» своего отца — каучуку.
Он провёл не одно исследование, желая выяснить весь спектр применений этого вещества. Затем его привлекла идея изготовления лаков на основе нитроцеллюлозы. И нужно заметить, что те лаки и краски, которыми мы сегодня пользуемся, в основных чертах повторяют изобретение Нобеля.
Кажется, что не было такой области человеческого знания, к которой не обращался бы Нобель. Он интересовался телефоном и телеграфом, а также аэронавтикой и в 1896 году спонсировал путешествие шведа С. А. Андре к Северному полюсу. «Если Андре достигнет поставленной цели, это будет лишь половина пути, — комментировал он свой интерес. — Проявлением настоящей силы будет то, что это путешествие заставит работать воображение и тем самым стимулирует появление новых идей и изобретений. В этой области я тоже хотел бы служить делу мира; любое изобретение и открытие оставляет в сознании людей неизгладимый след, а это позволяет надеяться, что в поколениях, которые придут нам на смену, будет больше тех, кто способен изменить культуру, сделать её лучше и совершенней».
Идей у Нобеля было много. Говорили, что в конце жизни весь его опыт, все беседы и размышления и все интересующие его проблемы перемешались в его голове. Он был просто вдохновлен идеей использования воздушного шара в картографии: «Я хочу запустить небольшой воздушный шар, — писал он Шольману за четыре месяца до смерти, — оснащенный камерой с парашютом и часовым механизмом. На определённой высоте камера должна автоматически отделиться и опуститься на землю. Так я получу изображение местности [53] ».
53
Цит. по книге К. Фант Alfred Bernhard Nobel, Norstedts Forlag, Stockholm, 1991.
Однако, по мнению Нобеля, дальнейший прогресс в путешествиях по воздуху был связан не с воздушными шарами. Подобно Виктору Гюго, он предвидел, что скоро в небо поднимутся летательные аппараты, которые будут тяжелее воздуха. Он писал в 1892 году: «Меня очень увлекает воздушная навигация, но я не думаю, что эту проблему можно решить при помощи воздушных шаров. Для птицы достаточно лёгкого взмаха крыльев, чтобы оторваться от земли. И в этом, конечно, нет никакого волшебства. То, что может птица, может и человек. Обыкновенная коноплянка долетает из Парижа до Сан-Ремо за какие-нибудь три часа — скоро появятся такие средства передвижения, которые будут преодолевать то же расстояние за то же самое время, а может быть, даже быстрее».
Этот великий путешественник, с юношеских лет разочарованный в океанах из-за мнимости их величия, по-прежнему презирал незначительность этого мира, греша, как это ни парадоксально, «мелочностью» совсем другого рода, в каком-то смысле «мелочностью» в высшей степени: «С тех пор, как электричество и мысль обрели такую мощь, что облетают Землю за четверть секунды, я испытываю необоримое презрение к до смешного маленьким размерам земного шара. С тех пор мои интересы изменились, и теперь меня привлекает мир куда более скромный по своим размерам — мир атома. Форма, движение и предназначение атома — точно так же, как и индивида, и клетки, — а также его место в жизни универсума занимают все мои мысли».
А по поводу этого избытка идей и интересов Нобель говорил следующее: «Если среди тысячи идей, которые возникают у меня в течение года, хотя бы одна хороша, я удовлетворён полностью».
Можно сказать, что он изобрёл нефтепровод, так как именно он предложил своему брату Людвигу, который жил тогда в России, идею такого способа доставки нефти с месторождения или нефтеперерабатывающего завода в пункт назначения. Кроме того, он же подал Людвигу идею использовать на кораблях не паровые котлы, а двигатели внутреннего сгорания.
Другими словами, резиденция Нобеля в Сан-Ремо оказывала самое благотворное влияние не только на здоровье хозяина и плодотворность его философских размышлений, но и на его интеллектуальную активность.
Альфред Нобель принадлежал к числу тех внутренне организованных людей, которые несмотря ни на что находят время для чтения. А читал он много, даже очень много, если учесть, как много он работал и размышлял над своими проектами. Его библиотека состояла в основном из технических сочинений. Он постоянно приобретал новые книги, принадлежавшие перу как тех учёных, творчество которых он знал и ценил, так и тех, с деятельностью которых он был знаком мало.
Однако в его библиотеке всегда находилось место и для художественной литературы. Здесь Нобель был сторонником всего изящного. Он не любил натурализм и некоторых современных ему французских писателей. Не любил он и Золя: его книги оставляли Нобеля равнодушным. Он восхищался сочинениями Мопассана, Гюго, которого, кстати, он неоднократно принимал у себя на авеню Малакофф, Бальзака и Ламартина. А его жизнь в России привила ему любовь к русской литературе, особенно к Гоголю, Достоевскому, Толстому и Тургеневу, которого он оценивал выше всех.
Но особую любовь он питал к скандинавской литературе. Так, например, он очень внимательно следил за творчеством Юнаса Ли (1833–1908), несмотря даже на немного резкий реализм его романов, изображавших обыденную жизнь норвежского народа. Это было, пожалуй, самое любимое его чтение. Ли изображал психические силы тёмной стороны человеческого сознания, в чём его понимание человека сближалось с фрейдовским, и называл эту сторону «троллем». Это слово послужило ему в качестве названия для одного из сборников сказок, в которых эти таинственные силы изображались так, что Нобелю они не могли не понравиться. А у его книг было две черты: они были реалистичными и в то же время содержали в себе фантастический элемент.