Алгоритм счастья
Шрифт:
– Мне уже третий десяток, - в отчаянии кричала Рита, - а я все маменькина дочка! А ведь вроде бы есть муж.
– Она враждебно покосилась на Олега.
– И не какой-нибудь, а со степенью. Жаль, что степени сейчас никому не нужны!
– Вроде бы...
– усмехнулся Олег.
– Не придирайся к словам, - отмахнулась Рита.
– А что, не правда?
– не удержалась она.
– От твоей степени - как от козла молока.
Олег оцепенел: это же прямое, настоящее оскорбление, без всякого, даже видимого, соблюдения приличий, без флера. А он-то хотел посоветоваться, у
Остается, значит, Екатерина Ивановна.
При мысли о теще сразу стало тепло. "Ах, конечно, - скажет она, и тонкие пальцы взлетят в неподражаемом, легком движении в воздух.
– О чем вы, дружок, говорите? Нет-нет, раз вы просите, я никому ничего не скажу. И не думайте вы об этих дурацких деньгах! Когда-нибудь отдадите..." Олег даже голос ее услышал, уловил знакомые интонации. И ведь вправду никому ничего не скажет - даже дочери, особенно дочери, - и условий никаких не поставит, ни о чем никогда не напомнит. А он отдаст, расшибется в лепешку - отдаст! А у Геночки просить нельзя ни за что, вдруг понял Олег. И не только потому, что выдаст всенепременно. Что-то на их фирме не так, не по правилам, похоже, не только магнитофонами они занимаются. Как же это было в одну из суббот? Он сначала не понял.
– Ну что, прибыли?
– едва шевеля губами, негромко спросил огромный детина с развернутыми плечами спортсмена, подойдя к Олегу чуть не вплотную.
– Вы о чем?
– моргая ресницами, недоуменно спросил Олег.
И тут же, как из-под земли, откуда-то вынырнул Геночка, крепко взял за плечо парня, повернул к себе, побелев от бешенства, что-то прошептал в самое ухо.
– Так я ж не знал. Это ж место, - непонятно оправдывался парень.
– Ты торгуй, торгуй, - кинул Олегу Геночка, и его глазки метнулись в сторону.
– Твое дело - сторона.
Вечером заплатил чуть ли не вдвое больше.
– Что так?
– обрадовался Олег.
– Премиальные, - хохотнул Геночка.
– Холодно больно, а ты - молодцом! " - Он клещами сжал Олегу руку - так, что она вмиг онемела.
– Ты, слышь, наука, нашему Витьку про сегодняшнее - ни полслова.
– О чем?
– искренне удивился Олег, разминая после дружеского рукопожатия пальцы.
– Что-то я ничего не понял.
– Вот и ладушки, что не понял.
Геночка облизнул толстые губы, подогнал джип, уложил в него остатки товара и исчез, только его и видели.
На "премиальные" Олегу купили ботинки, а Рите - зонт. И больше никаких таких типов к Олегу не подходило. Но слова Геночки, а главное - его тревога, оказывается, врезались в память.
Глава 8
Бывают поздней, ненастной осенью - в октябре - удивительные, прекрасные дни. Уплывают куда-то тучи, унося с собой осточертевшие всем дожди, синим и ясным становится высокое чистое небо, золотыми - деревья, и то же золото шелестит
– Дочура, взгляни, какие у меня букеты!
– радуется Екатерина Ивановна.
– Вся комната в красном и золотом. А вот тут, видишь, я оставила зеленый листок, для контраста.
– Они же вянут!
– раздражается Рита.
– Не скажи!
– живо возражает мать.
– И потом - я их через день меняю. А последние, когда задуют холодные ветры и они полетят, полетят, полетят, проглажу теплым утюгом, и будут они стоять всю зиму.
– Ты бы еще стихами заговорила, - ворчит Рита.
– Делать тебе, как я погляжу, нечего! Собирает какие-то дурацкие листья, когда от поклонников некуда ставить букеты.
– То другое, - смеется Екатерина Ивановна.
"Кто из них мать, а кто дочь?" - смотрит на них, покачиваясь в кресле, Олег и тихонько вздыхает. Рите бы эту необыкновенную легкость матери, умение радоваться пустякам, чужим и своим успехам, милую привычку шутя переносить неудачи, смиряться с потерями - об Аркадии Семеновиче, с тех пор как пропал, ни полслова. Будто его и не было.
– Да она его не любила!
– скажет в ответ на осторожное недоумение мужа Рита.
– Она вообще любит только себя и свое сопрано.
– Не правда, - вступится за тещу Олег.
– Ты же рассказывала, что с ней творилось, когда умер твой папа!
– Да, верно, - нехотя согласится Рита.
– У те тогда даже пропал голос. Потом, правда, восстановился. С тех пор она его особенно бережет, прямо молится на свой голос.
– И еще она любит тебя, - скажет Олег фразу, которую - он знает!
– так ждет Рита.
– Не уверена, - упрямо ответит Рита.
– Сколько помню себя, вечно она мной недовольна. Может, потому, что я не певица и не художница? Природа отдыхает на детях!
Олег промолчит. Что он знает, в конце концов, об этой семье? Все только со слов Риты, остальное - предположения. Но с Екатериной Ивановной у них теперь общая тайна: она помогла ему с реактивами, да осталось еще на субстраты - как только появятся, ему отложат: он уже оплатил.
– Ну, ты орел! Орел, да и только, - повторял в потрясении Николай Иванович, не находя подходящих к случаю слов, и глаза его блестели от радости.
– Теперь держитесь!
– погрозил он кулаком невидимым конкурентам и сразу организовал Олегу "режим наибольшего благоприятствования": освободил от семинаров.
– Что это ты такой веселый?
– подозрительно спросила Рита, когда Олег вернулся в тот день домой.
– Я теперь всегда таким буду!
– объявил Олег и обнял, закружил по комнате Риту, совсем как в старые времена, когда-то, давным-давно, больше года назад, когда вместе, плечом к плечу, защищали они от путчистов Белый дом, символ новой России.
– А давай сходим на Краснопресненскую? загорелся он великолепной идеей, радуясь всему на свете - Рите, солнцу, золотым и багряным листьям.
– И мультики заодно посмотрим на Баррикадной.