Алгоритм счастья
Шрифт:
Что он имеет в виду? Непонятно. А мальчик в танке кивает.
"Невероятно: танки у Александровского... Сколько мы здесь сидели, отдыхая от Ленинки. Или просто так, у тюльпанов. Ждали друг друга, читали, целовались с мальчишками. И вдруг - танки..."
Между тем на Манежной под мелким дождем начинается митинг. Над грузовиком развевается российский флаг, на который все то и дело поглядывают, к которому еще не привыкли, и вот смотрят - не налюбуются, за него радуясь, им гордясь. Никогда Риту не трогала эта символика: флаги, гимны, гербы.
– С нами - депутаты России, - кричит в рупор с грузовика человек.
– С нами - представители демократических партий. Где президент? Что с ним?
Мы требуем, чтобы он выступил перед народом! Мы объявляем бессрочную политическую забастовку!
Дождь все сильнее, и Рита, спохватившись, раскрывает зонтик.
– Мы - к вам.
Под зонтик ныряют две девушки, прижимаются к Рите.
– Стойте здесь. Я сейчас.
Олег шагнул ко второму танку.
– У нас присяга, - не дожидаясь никаких слов и призывов, говорит белобрысый, с худой, цыплячьей шеей мальчишка. Сколько же ему лет? Совсем, ну совсем пацан.
– Мы ведь не сами...
– Вы давали присягу защищать свой народ и правительство, - перебивает его Олег.
– А правительство - это сейчас Ельцин, потому что Горбачев неизвестно где. Нужно защищать Ельцина, а не путчистов.
И тут вмешивается наконец командир.
– Идите, идите отсюда, - нервничая, говорит он.
– Сейчас пойдут бэтээры.
– Но я стою на тротуаре, - возражает Олег.
– Зачем мне уходить? Они же не по тротуару пойдут.
– И снова поворачивается к танкистам:
– Думайте, ребята, думайте! Поддержите хунту - всем нам жить в фашистской стране.
– Скажешь тоже - "фашистской"!
– совсем разнервничался командир. Хватит нас агитировать!
Но Олега неожиданно поддерживает какой-то казах в огромной, мохнатой шапке.
– В своего, русского, палить будешь?
– недоумевает он и почесывает в затылке, сдвигая шапку на лоб.
– Задавишь кого - век себе не простишь, - скорбно качает головой женщина в пестром платке.
– Можно стрелять в воздух, - думает вслух прямой старик.
– Вроде бы подчинился...
– Да уйдете вы или нет?
– истерически кричит командир.
– Мы сейчас разворачиваемся - ив казармы, ясно?
– Чего это вы нас гоните?
– возмущается в ответ лохматый дед в промасленной куртке.
– Я по этой тропе еще в детский сад топал.
Общий хохот разряжает накаленную атмосферу. Ничего себе - тропа! И когда это он, интересно, топал-то в детский сад? В прошлом веке, что ли?
Дождь превращается в косой, с ветром, ливень.
Танкисты ныряют в люки, с грохотом захлопываются тяжелые крышки мальчики рады ретироваться с достоинством. Дождь барабанит по крышам.
– Уходим, уходим, - повторяет командир.
– А зачем тогда приходили?
– спрашивает женщина в платке.
– А я знаю?
– неожиданно и печально отвечает военный, и наступает тишина: все задумываются.
Дождь
– Ладно там Карабах, - размышляет на прощание казах. С мохнатой шапки стекают струйки дождя.
– Но в своих...
Поддержал, называется. Ну уж, что думал, то и сказал...
Олег, мокрый, разгоряченный первой победой, возвращается к Рите, ныряет под зонтик, сильными большими руками по-хозяйски обнимает незнакомых девушек, и Рита чувствует укол ревности. Но Олег, конечно, ничего такого не замечает.
– Ух ты, троллейбусы!
– радуется он.
– Какая-никакая, а техника!
А Рита и не заметила, как подошли и встали у "Москвы" и "Националя" троллейбусы. На крыше одного - тоже оратор. Значит, с нами? За нас? Ура!
Ораторы сменяют друг друга. Все, что они говорят, давно всем известно, но пусть, пусть говорят: с ними как-то увереннее.
– Пора к Белому дому, - решает Олег.
– Говорят, на Калининском тоже танки.
И в самом деле, на проспекте стояли танки. Да еще выглядывало длинное дуло с Садовой. Ах, сволочи!
– Вы откуда, ребята?
– Рязанские мы. Подняли по тревоге, ночью. Утром смотрим - - Москва.
– Вы уж нас не давите, ладно? Никогда этого не забудете и себе не простите.
– Разговорчики! Задраить люки!
Этот командир порешительнее.
***
– Вот он. Белый дом...
Действительно, белый. И очень красивый. А вокруг море людей, и, что странно, полным-полно пожилых.
– Шестидесятники, - говорит Олег, и Рита не смеет переспросить: ничего-то она не знает. Олег решит, что она просто дурочка.
– Что это?
– ахает Рита.
На глазах растут - никогда не думала, что увидит своими глазами, самые настоящие баррикады.
Где-то рядом, как видно, стройка, потому что полно бетонных кубов и каких-то длинных железных прутьев. Двое парней торжественно, но не без юмора тащат панцирную, от кровати, сетку, а еще двое - железную скамью - из тех, что уродуют скверы.
– Становись!
И вот уже Олег с Ритой стоят в длинной - не видно конца - цепочке, передавая из рук в руки булыжники.
– Кто будет дежурить у пятого подъезда?
– Мы!
– говорят они вместе.
Баррикады все выше и выше. Рите кажутся они беспредельными, несокрушимыми.
– Ах ты, дурочка, - ласково говорит Олег.
– Для танка это совсем не преграда.
– А что преграда?
– пугается Рита.
– Мы, - просто отвечает Олег.
– Ты и я. И этот старик. И та женщина. Все мы - преграда.
Рита смотрит на Олега во все глаза. Не может быть, чтобы она, такая глупая, ничего в серьезном не понимающая, ему действительно нравилась. Господи, какая чепуха лезет в голову! "Решается судьба, будущее нас всех, а я..." Лязг гусениц прерывает сумбурные мысли. Медленно и неукротимо ползет к Белому дому танк - вблизи он кажется таким огромным!
– и перед ним - что это?
– разбирают только что выстроенную баррикаду.