Алиса в стране Оплеух
Шрифт:
Не окрасились зрелостью и обдуманностью мои оплеухи скромной арфистки, любительницы французских романов.
Так с Принцами и с Белыми Конями не поступают!
Алиса опустила плечи, с раскаянием старца пошла по каменному зловещему подземному лесу, сбивала могучими жизнеутверждающими грудями сталагмиты, но не замечала боли, журила себя за поспешность, за девичью непредусмотрительность, называла нехорошенькой торопыгой:
— Что скажет в ответ на мои выразительные поступки преподаватель скрипки князь Бажов Лазарь Андреевич?
Во мне множество прелестных качеств: гордыню поборола, отзывчивая, развитое чувство товарищества
Не пойду за ним в Тридевятое Царство, в Тридесятое Государство!
Мне Отчизна моя милей! – графиня Алиса спорила с собой, доказывала, щелкала пальцами, вспоминала стихи Овидия в оригинале, испытала на себе все психологические способы успокоения, чуть в гроб себя не вогнала, но восстановила дыхание, с удовлетворением смотрела на колыхание грудей – так в чистом поле колышутся закалённые пахари.
— Ой! Товарищ, вы спите? – графиня Алиса нечаянно наступила на лапку премиленького существа — мохнатенькое, губки бантиком, глазки огромные, доверчивые, в них отражается Мир. – Не спите возле адского колодца, похожего на гроб Слона.
Горький плач не разбудит добрые чувства чудищ из колодца, а вы – островок милого обаяния и слабости в жестокой Стране Оплеух.
СЮ-СЮ-СЮ!
Графиня Алиса сюсюкала, вытянула губки дудочкой — добрейшая душа на основе морали.
Мелькнуло, свистнуло; графиня Алиса изощрённо увернулась от – летящего в голову – метательного ножа, даже кончик пряди волос срезал, словно серпом по усам гренадёра.
Помесь котёнка с лемурчиком стояло на задних сю-сю идеальных лапках, а в правых держало по метательному ножу – живые молнии.
Графиня Алиса оценила свои шансы, вгляделась в бездну прищуренных глаз и… в длинном красивом прыжке – росомаха позавидует – скрылась за поворотом, прижалась к крышке саркофага, придерживала взволнованные паровозы грудей:
— Стыдно-то как! Что в Институте Благородных Девиц скажут, когда узнают – а непременно узнают, потому что о гадостях и проступках становится сразу известно, словно их переносят на плечах марафонцы африканцы, – узнают о моём бегстве от существа, которое морально не привито, не знает правил поведения с барышнями, испытывает муки из-за своей эстетической неграмотности – так мучается эльф на приёме у академика живописи. – Графиня Алиса выглянула за угол… и чуть не поплатилась глазом – японская смертоносная звёздочка пролетела в двух дыханиях от вечности. – Ах! Невоспитанная зверушка с мольбой в заслуженных очах – ценность человеческая твои очи! – Алиса вздохнула, но долг – наставлять молодых, обучать правилам поведения – пересилил, в черепной коробке ворочался гигантский крылатый змей знаний.
Алиса со вздохом жалости, но без озлобления – злобничать неприлично – сняла юбочку, осталась только в сапогах (на ногах) и с обручем на голове – знак власти, силы идиллии над грязной реальностью.
С замиранием цельной души, со скромностью – присущей барышне – на палке высунула юбочку из-за крышки саркофага – так рыба удильщик приманивает карасей.
Два метательных ножа пронзили юбочку, словно два горячих взгляда Принца на Белом Коне.
Графиня Алиса вынырнула из укрытия, снежным бараном перекатилась – балерины рукоплещут!
В подкате сбила с ног очаровательную зверушку; помесь доставало из сумки новые метательные ножи, не ожидало нападения, отчего охнуло, открыло очаровательный миленький носик, но тут же получило оплеуху
От сильнейшего удара маленькое чудовище перелетело через бортик колодца, взвизгнуло, напоследок ожгло графиню Алису упрекающим взглядом потерянного в жизни странника, и ухнуло, ОХ! как ухнуло в разверстую пасть ада.
Раздался грохот, будто стадо слонов свалилось, а не маленькое метатель ножей и других опасных колюще-режущих средств.
— Ах! Я не провела воспитательную беседу с нарушителем спокойствия, не отдала последние почести существу, ценный мех которого и глаза послужили бы эстетическим идеалам!
Дурно, невоспитанно, но, надеюсь, никто не узнает, потому что горько плАчу в душе, словно меня прибили гвоздями к стиральной машинке «Эврика».
— Несмотря на то, что от пришельцев, особенно барышень – ожидаю пакости – мелкие и великие, разочарование моё – выше границ спектра, словно меня посадили голую на муравейник и посыпали сахарной пудрой. – Изящная барышня в строгом платье классной дамы, с лорнетом в руке и шпильками из дамасской стали в волосах – ёлка – легко сдвинула крышку базальтового гроба, выпрыгнула грациозно, изогнулась, одним ударом снесла толстый — как самомнение поэта – сталактит (графиня Алиса с уважением плясала в замысловатом придворном реверансе – проявляла уважение к классной даме). – В дни моей молодости членские взносы платили только активные, а домашних питомцев уничтожали — преступники, пассивные, запятнанные дамы с опущенными глазами, словно на каждое веко прикрепили по доске почёта.
Вы, барышня, отправили в ад мою Зизи — любимейшую помесь собачки и обезьяны, совершенство, взлёт генной инженерии. – Из правого ока классной дамы выкатилась хрустальная слеза устремления, сопротивления злу, борьбы со сломанными неокрепшими тёмными личностями (графиня Алиса рыдала, укоряла себя за излишнюю жестокость к метателю ножей, била кулачками в каучук грудей). – Я – герцогиня Чеширская — животных обожаю – лапками они меня любят, а я их подкармливаю, шёрстку вычесываю – холю, лелею; Белого Кролика приручила, он за морковку Родину продаст.
Чеширского кота обучила прекрасным манерам, в церемониймейстеры готовлю животное – за вражескими шпионами подглядывает, саркастически улыбается, в воздухе только улыбка зависает, а сам он у меня на коленях, мурлыка сдобный.
Началось в моём глубоком детстве, когда я впервые пришла на ярмарку: сальные толстые тётки, карманные воришки, продавцы неприличного, зазывалы в кабаки, бордельные балерины с поднятыми выше головы ногами, – восторг для маленькой девочки.
Мой батюшка отправился торговаться с цыганами – они коней воруют, поэтому дешево продают, окаянные, нет на них духовного воспитания личности, словно мрак проглотили.
Ко мне подошёл странник – борода до земли, посох плющом увит, а на страннике из одежды – кроме бороды и усов – сандалии только с кожаными ремешками, похожи сандалии на Египетские лапти.
«Вы – Гермес с Олимпа?» – я знания проявляю, видела в папенькиной книжке картинки с Олимпийскими богами – все боги обнаженные, как и странник передо мной; познавательно, как в Цирке братьев Гримм.
Батюшка от меня книжицу – воспаляющую воображение – прятал под шкаф, но я – бедовая герцогиня, читала, и от тайн книжки у меня фигурка округлялась, глаза выпучивались, будто их мёдом намазали и отдали в аренду шмелям.