Алитет уходит в горы
Шрифт:
Корауге с недоумением взглянул на него бесцветными глазами и положил бубен.
В пологе опять воцарилась тишина. Алитет напряженно думал:
"Непослушны стали люди. А Тыгрена? Она всегда подставляла свои уши, когда летели новости от русских; она бежала туда, где останавливались русские, и трудно было уследить за ней. А теперь она ни разу не заглянула к русскому. Учитель звал ее, она не пошла. Учитель пришел сам в ярангу, и Тыгрена не открыла уши для его слов. Все перевернулось, все перепуталось, как собаки в упряжке при быстром
Тыгрена жила в отдельном пологе, редко выходила из яранги и неустанно шила торбаза. Она примирилась со своей судьбой. Все равно теперь нет Айе. И она даже рассердилась, когда Алитету в русской фактории отказали в товарах. Только на два песца дали, а остальные Алитет привез обратно. Он не захотел отдавать пушнину за бумажки-рубли. Заскучал Алитет. Ездить перестал. Наверное, стыдно ему с пустой нартой ездить.
И в первый раз за все время Тыгрене вдруг стало жалко его.
Алитет пришел в ее полог, Тыгрена покорно взглянула на него.
– Не надо шить торбаза, - сказал он.
– С одними торбазами не поедешь к кочевникам. Патронов нет, табаку нет, спичек нет. Осталась только таньгинская пища: мясо в железных коробках, фрукты, масло, лук, перец.
– И Алитет, сморщив нос, добавил: - Кому они нужны?
Тыгрена молча смотрела на Алитета.
– Если Браун не приедет в это лето к ущелью Птичий Клюв, надо уходить в горы. Подальше от русских. Их много прибавилось на побережье за этот год. Кочевать надо. Соберу всех оленей, собью их в одно стадо. Мало только оленей. Наверное, две тысячи. Смеяться будут кочевники. Еще надо купить. За песцов надо купить оленей.
– И, с грустью покачав головой, добавил: Только не станут продавать оленей за песцовые шкурки. Им товары нужны.
От тяжкого раздумья лицо Алитета покрылось испариной. Он присел на оленью шкуру рядом с Тыгреной.
– Ты слышал, Чарли, новость?
– называя его новым именем, спросила Тыгрена.
– На реке Кувэт объявился какой-то новый русский. Из горячего железа делает ножи и топорики. Всем делает, кто принесет кусок железа, а железа у людей нет. Из старых топориков делает новые.
– Откуда эта новость?
– оживленно спросил Алитет.
– Приезжий кочевник говорил. Очень хорошие топорики, какие любят оленеводы.
Алитет задумался, и лицо его сразу повеселело.
– Ты сама слышала эту новость?
– Да, я сама слышала.
Алитет подбежал к своему складу и ногой стал разгребать снег. Здесь лежала груда полосового железа, брошенного американской шхуной. Когда-то контрабандисты привезли его, но Алитет не дал за него ни одной шкурки, и американцы бросили железо, чтоб не везти обратно.
Теперь Алитет смотрел на железо горящими глазами и что-то шептал. Схватив железную полосу и выдернув ее из снега, он почувствовал, как к железу прилипла рука. Алитет бросил полосу и, посасывая ссадину на пальце, зашептал:
– Один нож - один олень, один топорик - три оленя.
К вечеру
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Вскоре после отъезда Алитета учитель услышал стук мотора, доносившийся с моря. Дворкин крикнул Ваамчо, и они пустились бежать во весь дух к морскому припаю. Вслед за ними ринулась толпа ребятишек, побежали и женщины.
Вельбот приближался с необычайной быстротой.
И когда он ударился носом о припай, учитель восторженно закричал:
– Осипов! Василий Степанович! Здравствуй!
Люди ухватились за вельбот, он скользнул по ледяному припаю и вмиг оказался на берегу.
– Здравствуй, Коля, - сказал Осипов.
– Жив?
– Конечно.
– Вельбот вот пригнал для артели. Один оставил у Русакова. Подготовлю здесь моториста и уеду на собаках к нему.
– Вот здорово! Сколько же ты проживешь у нас?
– Недельки две придется.
– Ваамчо, иди сюда!
– крикнул учитель и, представляя его Осипову, сказал: - Председатель родового совета.
Осипов поздоровался.
– Вот с ним мы и будем учиться у тебя моторному делу, - сказал Дворкин, - а сейчас давай в школу.
– Надо мотор взять с собой, - озабоченно сказал Осипов.
Они вынули из гнезда руль-мотор, и учитель, взвалив его на плечо, понес к себе. Мотор блестел железом и разноцветной окраской. Толпа людей сопровождала учителя. А в это время старик Ильич осторожно, по-хозяйски скалывал топором лед с бортов вельбота.
– Дворкин, это чей вельбот?
– спросил Ваамчо.
– Наш, Ваамчо, наш. Артельный. И мотор наш.
– О-о-о!
– восторженно сказал Ваамчо.
– Пожалуй, надо собрание устроить.
– Правильно, Ваамчо! Собирай всех в школу.
– И женщин и ребятишек?
– Всех, всех собирай. Всех, кто хочет.
Ваамчо побежал. Около яранги Алитета стояла Тыгрена и следила за толпой.
Ваамчо подбежал к ней и сказал:
– Тыгрена, Лось прислал нам артельный вельбот... с машиной. Не обманул Лось. Сейчас собрание будет. Пойдем, Тыгрена!
– Нет, Ваамчо, я не пойду.
– Как хочешь, Тыгрена.
– И Ваамчо побежал в крайнюю ярангу.
Тыгрена смотрела вслед ему и думала:
"Перестал быть робким. Смелым становится. С русским подружился".
И вдруг ей самой захотелось пойти в школу, куда бежали люди из всех яранг. Самой захотелось поговорить с учителем, которого прислал сюда бородатый начальник. "Айе любил его, этого бородатого. Но зачем он услал Айе с нашей земли на русскую землю? Ваамчо вчера сказал: за новым законом Айе поехал. А новый закон пришел сюда сам. Везде на побережье говорят о новом законе. Обманывает Ваамчо. Пожалуй, он научился у таньгов обманывать, как Алитет у американов".