Алитет уходит в горы
Шрифт:
К ней подошла Алек.
– Пойдем, Тыгрена, в школу, - сказала она.
– Там много новостей будет. Любопытно послушать. Он хороший, этот учитель. Я присмотрелась к нему за зиму.
Тыгрена молча смотрела на женщину, которая всегда тянула Ваамчо назад, а теперь Алек вздумала повести ее по тропинке новой жизни.
Тыгрена недовольно нахмурилась и сказала:
– Иди в школу. Одна.
А когда Алек скрылась, Тыгрена побежала вслед за ней.
Школьный класс был забит народом. За столом президиума сидели старик Ильич,
Войдя в школу, Тыгрена почувствовала себя здесь чужой. Ей показалось, что все смотрят на нее, смеются над ней. Из школьного коридора она посматривала внутрь помещения, и взгляд ее остановился на Уакат, которая сидела рядом с Ваамчо. Эта женщина вместе с ним хотела заставить Алитета убрать дохлых собак. Раньше она всегда ходила с опущенной головой и разговаривала с Алитетом тихим голосом. А теперь голова ее торчит высоко. Что случилось? Не оттого ли, что она часто ходит в эту деревянную ярангу а каждый раз разговаривает с русским учителем?
Тыгрена перевела взгляд на старика Ильича. Он сидел, важно посматривая на людей.
Учитель взял мотор и положил его на стол.
– Товарищи!
– сказал он.
– Вот он, мотор. А на берегу стоит ваш вельбот. Теперь вы никогда не будете знать, что такое голод. Весной у нас будет настоящая охота. На вельботе с этим мотором мы будем быстро настигать моржей.
– Он говорит правильно, - сказал старик Ильич.
– За дорогу я видел, как он ходит. Без паруса ходит, сам, как вельбот Алитета. За три дня мы доехали к вам, ни разу не махнув веслом. Учитель правильно сказал: весной будет настоящая охота.
Все с любопытством и возбуждением смотрели на мотор.
– В нем живет добрый дух!
– торжественно сказал Ильич.
– И зовут его Бен-Зин. Так сказал инструктор.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Красноармеец Кузаков демобилизовался из частей особого назначения, которыми командовал приятель Лося - Толстухин. За время пребывания в армии Кузаков вступил в партию и теперь возвращался коммунистом. Пробираясь из Колымы к Берингову морю, где чаще ходили пароходы, Кузаков застрял на побережье и вынужден был остаться на зимовку.
Поселившись в яранге охотника, Кузаков от нечего делать как-то взялся починить сломанный топорик. Он отковал его заново, чем вызвал немалый восторг в среде охотников стойбища. Кузнец по профессии. Кузаков отдался этому занятию с любовью и неторопливо ковал топорики и ножи, коротая длинную зимнюю ночь.
Кузаков лежал в пологе и над жирником калил кусочек старого, обломанного ножа, когда вошел Алитет.
– Здравствуй!
– заискивающе сказал Алитет.
– Здравствуй, здравствуй, - ответил Кузаков и принялся молоточком отбивать на булыжном камне раскаленное железо.
Алитет зорко наблюдал, как мягкое, горячее железо изменяло свой вид. Потом Кузаков опять повесил нож над жирником.
– Ты русский начальник?
– испытующе спросил Алитет.
– Какой я начальник?
Алитет взял топорик, сделанный Кузаковым, и долго вертел его в руках.
– Очень хороший топорик. Купцы привозят только американские и русские топоры. Кочевники любят топоры мотыжкой, вот такие, как этот.
– Было бы железо, знаешь сколько можно наделать их!
– Есть железо, - торопливо сказал Алитет.
– Много есть железа. У меня на нарте лежит.
– И, заглядывая в лицо Кузакову, спросил вкрадчиво: Хочешь посмотреть?
– Пойдем посмотрим.
Они подошли к нарте, и Кузаков вскрикнул от восторга:
– Ох ты? Да железо какое!
– И профессиональное чувство заиграло в нем.
– Эх, если бы мне настоящую наковальню да горн - завалил бы всех топорами!
– А что такое наковальня, горн?
– живо заинтересовался Алитет, глядя в глаза Кузакову.
Кузаков объяснил, и Алитет вспомнил, как несколько лет тому назад он все это видел в тундре, брошенное американцами у камня Лысая Голова.
– Есть это!
– радостно сказал Алитет.
– Через два дня привезу. День и ночь буду ехать. На легкой нарте быстро доскачу.
Через несколько дней Алитет привез горн, наковальню и уголь, собранный там же из-под снега.
Алитет поставил палатку и в ней оборудовал кузницу. Он без устали работал молотобойцем - только искры летели из-под его молотка. Каждый день Алитет уносил груду топориков и все складывал и складывал на свою нарту. Через неделю Алитет нагрузил нарту топориками, отдал Кузакову всю таньгинскую еду, мешок песцов и спешно выехал, чтобы привезти еще нарту железа.
К Кузакову приехал Ваамчо вместе с инструктором Осиповым. Кузаков, соскучившийся давно по русской речи, обрадовался приезду Осипова. Он рассказал о своей жизни здесь, об Алитете, о кузнечной работе.
Осипов выслушал его с мрачным лицом и спросил:
– Говоришь, коммунист ты?
– Да. До лета проживу здесь и уеду к пароходу. Алитет обещал дать мне упряжку собак. Вот мужик какой! Толковый! Такого молотобойца я в жизни не видал!
– Эх ты, голова садовая!
– вздохнув, сказал Осипов.
– Горе-коммунист! Да знаешь ли ты, кто такой Алитет? Кулак он. Контрабандист. Он всю тундру держал в руках. Но это еще куда ни шло: он начинает закабалять коммунистов вроде тебя, дурака!
– Ну, ты! Не очень-то!
– растерянно возразил Кузаков.
– Слушай!
– рассердился Осипов.
– Мы проводим в отношении кулаков политику ограничения и вытеснения из экономики, а ты ставишь Алитета опять на ноги. Ты подумай своей дурной головой. Ты же разлагаешь у нас тут работу! Алитет купил тебя на корню со всеми потрохами. Этот мироед так обвел тебя вокруг пальца, что ты и не заметил. Ведь если об этой кузнице узнает уполномоченный ревкома Лось, он тебе башку свернет.
– Да я ж ничего такого и не знал!
– испуганно проговорил Кузаков.