Алитет уходит в горы
Шрифт:
– Вот потому и нужно их выправлять влево.
– Рынтеу, на, закури, - предложил Алитет.
Старик вынул из-за пазухи трубку и с наслаждением подставил ее. Алитет чиркнул о нарту американской толстой спичкой, и они задымили.
– Левей, левей держи, - указывал Алитет.
– Ло-ося! Левей!
Алитет помрачнел. Обрыв, куда он направлял упряжку русских, оказался намного левей. По времени он уже должен быть, а его все нет и нет. Алитет злился и ругал себя, что так плохо знает дорогу. Если упряжки проедут мимо обрыва, тогда зачем же Алитет приезжал сюда? Зачем думал
Алитет мгновенно соскочил с нарты, распластался и всадил нож в снег. А в следующий миг скрылась и упряжка Рынтеу.
Алитет долго лежал не шевелясь. Наконец он поднял голову, немного прополз назад, вскочил и, пробежав несколько шагов, остановился.
– Рынтеу!
– громко крикнул он.
Никто не ответил ему. Алитет облегченно вздохнул, набрал полную грудь воздуха, шапкой вытер потное лицо и пошел по тундре в густом тумане.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Как затмение солнца вносит большое смятение в жизнь людей тундры, так и приезд ревкомовцев в стойбище Гаймелькота вызвал всевозможные толки. Было о чем подумать!
Старик Гаймелькот ушел даже в тундру, подальше от людских голосов, чтобы никто не мешал ему думать. Он был очень обеспокоен последним разговором с бородатым русским начальником. И в самом деле: зачем в тундру будут приезжать таньги и лечить оленей? Зачем таньги будут подходить к оленям? Болезни - это духи. Где-то им все равно надо жить, в кого-то надо духам вселяться? Время настанет - и болезнь уйдет. Без болезней и человек не живет, без них не может жить и олень. И разве народ, живущий в горах, не развел без таньгов большие стада оленей? Разве отец Уквылькот не имел большого стада? И теперь это стадо живет. Хо-хо! Смешно! Таньги, как говорит бородатый, начнут лечить оленей! Откуда им знать, о чем думает олень? Вот он, Гаймелькот, всю жизнь провел в стадах. Сколько раз в пургу он спал под брюхом оленя! Нои он не все оленьи думы знает. Он знает лишь, какие места олени любят для отела, знает, когда и куда их нужно угонять от гнуса, знает, где олени разбивают копыта; знает, что для определения пути, по которому должны пойти стада, надо погадать на оленьей лопатке; знает, как эту лопатку нужно держать над огнем, чтобы большая трещина, образовавшаяся от огня, показала туда, где есть корм, а не голые камни. Откуда все это знать таньгам?
Старик Гаймелькот сидел на выступе камня и долго думал. Кругом стояла тишина. Туман поднимался, и в разных местах показалось небо.
Но при воспоминании об Алитете усмешка пробегала по лицу старика. Гаймелькоту понравилось, как бородатый начальник заарканил Алитета, все равно как дикого оленя, уводящего важенок из стада. Старик сам давно невзлюбил Алитета, и, когда русский ругал его, Гаймелькот видел, что бородатый начальник стоит за правду. Это было справедливо и очень хорошо. Но вот разговор об оленях совсем не понравился старику.
Из-за горы вышла Мэри с вязанкой тальника. Она подошла к старику и сбросила ношу.
– Отдохни, Мэри. Ты стала бледная. Наверное,
– Я издали следила за собачьими нартами. Я думала, вслед за Алитетом приехал и сам Чарли. Эти три дня я питалась кореньями и запасами из мышиных нор.
– А ты все запасы забирала у них?
– Нет, Гаймелькот, из каждой норы я брала только половину.
– Ты хорошо поступила. Нельзя у мышки забирать все: подохнет с голоду, пока найдет другую еду.
Старик сидел на вязанке тальника, а Мэри стояла около него и рассказывала:
– Я ушла в Гусиную Падь. Потом сменила место и залезла на гору Старого Быка. Оттуда все видно.
– Так вот, Мэри, это приезжал Лось. Так его зовут. Он приезжал помогать тебе, - сказал старик, умолчав о более важных разговорах. Теперь Алитет робким стал, как безоленный пастух.
Мэри вздохнула полной грудью.
– Гаймелькот, пойдем скорей к людям.
Старик встал и хотел было взять вязанку тальника, но Мэри молча отобрала ее и, взвалив себе на спину, пошла вслед за Гаймелькотом. Уже почти у самого стойбища их заметил Ярак и бросился им навстречу. Он взял у Мэри вязанку и звонко расхохотался.
– Слышала новости, Мэри? Лось приезжал. Алитет слушает его, как старый ездовой олень наездника. Куда повернет, туда и идет. А женитьбенная бумага будет хорошей, если даже тавро совсем отвалится. Это ничего, Мэри. Он обещал сделать новую бумагу, покрепче.
– И Ярак, повернувшись в сторону, крикнул: - Спасибо тебе, Лось!
Войдя в стойбище, Мэри увидела мальчика с почерневшим, грязным куском сахару в руках.
Мэри подбежала к нему, склонилась и сказала:
– Ешь, его едят. Это не камень. Сахар.
Кусочек сахару напомнил Мэри о еде, и, схватив мальчика на руки, она быстро зашагала к костру, где густо валил прямым столбом черный дым.
В стороне сидел Айе и переобувался в дорожные торбаза. Заметив Мэри, он подбежал к костру.
– Какомэй, Мэри! Береговые люди, - сказал Айе.
– Очень я скучаю о береговых людях.
– Уходишь, Айе?
– спросила Мэри.
– Да, надо искать оленей. Эчавто сказал, чтобы я нашел их или живыми, или заеденными волками. Два оленя.
– Женился ты, Айе?
– спросила Мэри.
Айе смутился. Краска густо залила его темное лицо. Стыдно быть человеком, не имеющим жены.
– Нет, - застенчиво ответил Айе.
– Эчавто давал девку. Сказал: хорошо работаешь, Айе, возьми вон девку. Но я все время хочу на берег. Если девку взять, останешься на всю жизнь в горах.
– Эх ты, Айе!
– сказала Мэри.
– Алитет отнял у тебя Тыгрену. Тогда он был сильный, теперь, говорят, робкий стал. Отними теперь ты. Люди говорят, что у Тыгрены скоро будет маленький.
– Ну?
– обрадовался Айе.
– Вот хорошо! Она всегда хотела ребенка.
– Что же ты думаешь делать, Айе?
– спросил Ярак.
– Я ведь тоже никак не привыкну к жизни в горах.
– Пойду искать оленей. Только голова сейчас не хочет искать оленей. О другом думает голова. Одному трудно думать.