Алитет уходит в горы
Шрифт:
Мистер Томсон, фыркая, как морж, плыл к ближайшей льдине. Он быстро достиг ее и, ломая ногти, вылез на лед, без очков, бледный, с него ручьями стекала вода.
– Боже мой!
– проговорил он вслух.
– Бэн, Бэн!
– Чарли!
– услышал он крик.
Томсон вздрогнул и напряженно посмотрел в сторону, где затонул вельбот.
На поверхности воды, словно поплавок, торчала голова Алитета. Он крепко держался за воздушный пузырь и будто стоял по шею в воде.
– Алитет! Плыви
– крикнул Чарли.
Алитет послушно замахал рукой и вскоре пристал к другой ближайшей льдине. Взобравшись на нее, он быстро стал раздеваться.
– Чарли! Снимай одежду, стряхни воду. Не стряхнешь - худо будет! кричал Алитет.
Мистер Томсон стоял, стуча зубами, и только повторял:
– Боже мой, боже мой!
– Матерчатые рубашки сбрось, они долго не сохнут!
– кричал Алитет. Он стоял уже голый на торбазах и изо всей силы встряхивал свои меховые одежды.
– Боже мой! Сундук пошел на дно и Бэн погиб!
– проговорил мистер Томсон.
А льдины медленно расходились в разные стороны. Алитет натянул на руку кухлянку и хотел воспользоваться ею, как парусом, но ветра не было. Морские течения разносили плавающие льды.
Недалеко от льдины плыл бочонок с пресной водой. Он плыл быстрее льдины.
Алитет заметил его и крикнул:
– Чарли, смотри, бочонок с водой! Следи за ним!
Бочонок проплыл совсем близко.
Проплыли мешки с пушниной.
Сквозь влажный белый туман с трудом пробивались лучи солнца, и к полудню мистер Томсон потерял Алитета из виду.
От сырой одежды охватил озноб. Томсон принялся шагать по льдине. К вечеру его бросило в жар. Мучила жажда. Он взял кусок льда, положил в рот, но сейчас же выплюнул: противный сладко-соленый вкус вызывал тошноту. Обессиленный, Томсон прилег на торос, приложив кусок льда ко лбу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Лось не выходил из ревкома. С костылем он передвигался от кровати к столу и от стола к кровати. Досадно быть прикованным к дому, но что же делать?
С тех пор как они вернулись на берег из-под обрыва вместе с Яраком и Айе, Мэри была зачислена сторожихой в ревком. Она навела в помещении порядок и старательно поддерживала его.
Мэри приходила в ревком утром и уходила поздно вечером. Работы было немного, и время уходило главным образом на изучение русского языка и грамоты.
Лишенный возможности отлучаться из дому, Лось с удовольствием взял на себя обязанности ее учителя. Обычно Лось лежал на кровати, а Мэри, присев на кол, застланный оленьими шкурами, раскладывала на скамейке бумагу и старательно выводила крючки-буквы, из которых будто бы состоит разговор человека. Она словно вышивала на этой бумаге, как на коже оленьими ворсинками.
– Очень хорошо, Мэри!
–
– Если и дальше так пойдет, мы скоро освоим эту премудрость. А может быть, надоело тебе, Мэри, учиться?
– Нет, нет! Это очень интересно, - живо возражала она.
– Мэри! Отец твой никогда не пробовал учить тебя грамоте?
– Нет. Он говорил, что грамота нужна только белым людям. А я ведь только наполовину белая.
И странным казалось это Лосю. Помолчав немного, он сказал:
– Да, но ты же дочь его?
Мэри промолчала.
– Наверное, в это лето отец твой уедет совсем в Америку.
– Пусть, - равнодушно ответила Мэри.
– А ты не хотела бы с ним вместе поехать?
– Нет. Я никуда не поеду от Ярака. У нас будет маленький ребенок. Мы будем жить здесь. Пусть Чарли уезжает.
Она встала и прошла в своих мягких вышитых торбазах к камбузу. Длинные черные косы качались на ее спине. Ситцевое платье облегало ее талию. Лось посмотрел ей вслед и вспомнил свою Наташу. Ему представилось, что она уже здесь и хозяйничает не Мэри, а Наташа. Наверное, она приедет с первым пароходом... Не узнает, пожалуй, с такой бородищей...
Лось задумался, теребя свою бороду.
"Придет пароход, люди будут шарахаться от меня", - подумал он.
– Мэри, дай мне, пожалуйста, зеркало.
Лось посмотрел на себя и попросил ножницы. Он решительно отхватил бороду, бросил на пол.
Изумленная Мэри стояла с полуоткрытым ртом.
– Лось!.. Ты что делаешь?
– испуганно прошептала она.
Лось улыбнулся, лукаво кивнул Мэри и взял бритву и мыло.
– Ты хочешь лицо сделать чистым?
– спросила Мэри.
– Да.
– Я умею это делать. Меня Чарли заставлял. Хочешь, я это сделаю?
И Мэри побрила его.
Лось обтерся одеколоном, взглянул на себя в зеркало, рассмеялся и спросил:
– Ну как, Мэри?
– Лось, да ты мальчиком стал. И совсем ты не страшный теперь. Люди перестанут тебя бояться.
– И Мэри громко и звонко расхохоталась.
– А мне, Мэри, и не нужно, чтобы меня люди боялись. Вот десны и ноги пухнут - это нехорошо. Движения мало. Боюсь, не заболеть бы цингой.
– Лось, я слышала разговор от людей о твоих ногах. Утром люди говорили. Если опухоль появится, надо есть сырое тюленье мясо, - сказала Мэри.
В комнату вошел старик Ильич, бывший Умкатаген.
– Где Лось?
– спросил он Мэри.
– Вон сидит, - показала она.
Старик посмотрел на Лося, потом опять повернулся к Мэри и нравоучительно сказал:
– Я не так молод, чтобы заводить со мной шутки. Я пришел по важному делу. Если тебе по молодости требуется шутить, поищи, Мэри, другого человека, помоложе.