Алмаз темной крови. Книга 1
Шрифт:
— Согласен. Это нам даже как-то и не к лицу. Эригон — город торговый… вот и поторгуемся. Со всеми. Ну, ступай. Бумаги убери… сам знаешь, куда. Выезжайте вечером. Ступай, сын.
Риго поклонился отцу и оставил его одного. С минуту постояв в просторном коридоре, словно обдумывая что-то, он направился в покои своей жены.
Риго открыл дверь, отодвинул рукой ковер, прорезанный по контуру проема, и вошел в комнату. Высокое окно с тремя рядами раскладывающихся ставень выходило во внутренний дворик; к нему придвинута массивная скамья-ларь, обычно покрытая вышитой тканью, сейчас же распахнутая и, очевидно, опустошенная. На небольшом расстоянии от стен — супружеское ложе Миравалей-младших, осененное роскошным балдахином, прикрепленным к потолку, с четырьмя пологами, передний
— Отец решил — это будет Вересковый Лог. Вот и хорошо, а то я никогда особенно не ладил с дедом… помнится, спер у него однажды тыквищу для октябрьского фонаря, а она оказалась какой-то диковиной, редкостью заморской… веришь ли, он мне эту тыкву до сих пор припоминает. Так что едем в Лог. Дом в дюнах, от ветра укрыт, и дорога удобная…
— Не понимаю… ты едешь со мной?! — и Морелла, подняв голову, с радостным изумлением посмотрела на Риго.
— Ну да. Меня отпускают на неопределенный срок. Отец всегда необыкновенно благоволил тебе…
— Скажи уж лучше — баловал…
— Тебе виднее. Как бы то ни было, вечером мы вместе уезжаем из города, чему я рад, признаюсь.
Риго не кривил душою. Он действительно ценил жену, ее красоту и несомненные душевные качества, что же касается любви… то этому искусству на факультете дипломатики не учили.
… И удача чернокнижника-недоучки
Если бывают на свете неслыханные удачи, перед которыми все остальные бледнеют и меркнут, как луны перед солнцем, то это был как раз такой случай. Фолькет не глядя, пятясь словно рак-отшельник, вышел из комнаты, нашарил ногой дверь и захлопнул ее за собою. По-прежнему держа ладонь лодочкой, он поднялся по узкой винтовой лестничке к себе в комнату, по дороге столкнувшись с женой мастера, больно приложился плечом о косяк, нашарил рукою в воздухе небольшой ларь, стоявший рядом с оконцем, рывком раскрыл его и выхватил давным-давно приготовленный сверток. Цверг встал на колени возле кровати, расстегнул висящую на шее цепочку, продел ее сквозь кольцо Амариллис и снова застегнул, спрятав добычу за пазуху. После этого он развернул кусок темной кожи и разложил на покрывале несколько мало согласующихся между собою предметов: высушенная птичья лапка, пучок какой-то травы с довольно скверным запахом, изрядно поистлевший лоскут материи, обрывок веревки… все это Фолькет сгруппировал (очень быстро, а значит, не в первый раз), капнул на траву маслянистой жидкостью из карманного флакончика (в таких ювелиры обычно носят несильную кислоту для проб) и с видимым наслаждением вдохнул поднявшийся над кроватью едкий пар. Еще несколько вдохов, произнесенные на выдохе слова, прозвучавшие некрасиво, словно по стеклу железкой скребли, еще вдох… Фолькет опустил лицо в самую середину уже внушительного столба пара, закашлялся — и исчез. И в доме мастера Рилло (к счастью для ювелира) больше никогда не появлялся.
…Он пришел в себя, обливаясь холодным потом, отчетливо слыша мелкий перестук собственных зубов, и ощущая во рту вкус крови из прокушенной губы. Фолькет приподнялся на локтях, изо всех сил вглядываясь в полумрак пещеры и, сам того не осознавая, отползая назад. Прикосновение чужой ладони к затылку заставило его содрогнуться всем телом и истошно взвизгнуть.
— Ну-ну,
— Оте-те-те-тец…ка-как-ка… ды-ды-ды-ды….
— Помолчи, малыш, не спеши. Я в твои годы трое суток после такого отходил… но нет у нас столько времени, да и ты покрепче будешь, да, что ль?! — с этими словами и ободряющим похлопыванием по спине приемный отец Фолькета прислонил его к стене, а сам, сделав несколько шагов вперед, будто рассыпал что-то невидимое из горстей и в тот же момент пещера осветилась ярким мертвенно-синеватым светом. Цверг поднял глаза и поспешно опустил их.
— Э-э-э, так не пойдет, — на сей раз голос отца звучал отнюдь не так сердечно, он говорил, словно кладбищенский ворон каркал, — а ну, подними глаза, я кому сказал! Смотри, смотри… сделано неплохо, можешь любоваться, не стыдясь!
Фолькет, повинуясь, вновь попытался оглядеть пещеру, но его хватило ненадолго; буквально через полминуты он согнулся в поясе в жестоком приступе рвоты.
— Да ты что, никак блевать собрался?! да я тебя… я тебя весь пол вылизать заставлю, если посмеешь! ах ты рабская душонка… — с этими словами старый гном подошел к Фолькету, рывком поднял его за шиворот, потряс, и, ухватив жесткими пальцами за подбородок, заставил поднять голову. Цверг пару раз содрогнулся в подавляемых судорогах, с натугой сглатывая и поскуливая; он шарил по пещере полубезумными глазами крысы, нажравшейся отравы, а его пальцы шевелились и дрожали.
— Ну, как?! неплохо ведь, правда? всего одна грубая ошибка…
— Ка-ка-каккая а-а-а-шшибка?.. — Фолькет с трудом узнал свой голос в этом крысячьем писке.
— А, интересно? быстро же ты… молодец, — и гном отпустил сыновние подбородок и ворот, — а вот где. Этот тип, ага… этот… он из тех, кому боль доставляет истинное наслаждение, а значит, тебе в его боли никакого проку. Какой смысл на него силы тратить, отдачи-то никакой… с таким же успехом можешь нетопыря доить. Это, конечно, редкий экземпляр, даже мне не так легко было такой раздобыть, и встречаются они нечасто… но бывают. В другой раз не оплошай. Ну, нагляделся? давай прибираться.
Гном и цверг встали плечом к плечу (Фолькет уже вполне оправился и твердо стоял на ногах), вскинули руки в заклинающем жесте, гном все тем же каркающим голосом выкрикнул слова силы. Несколько секунд ничего не происходило, затем в полу пещеры с противным хлюпающим звуком стали раскрываться небольшие дыры, похожие на голодные зевы, из них потянулись черные, поблескивающие ленты языков, которые усердно принялись слизывать с пола и стен все следы фолькетовых упражнений. Пять минут — и все было кончено. Обычная пещера, каких под Безымянным Кряжем — пруд пруди.
— Хватит на сегодня, — отцовский голос вновь потеплел, — пойдем-ка домой. Мать небось уже вся извелась, не уморил ли я ее подарочка. Кстати, а с чего это ты под конец затрепыхался? все вроде получалось…
— Я понял, что это не фантомы, отец. Устал немного, внимание переключил… и заметил тень.
— Понятно… Ох, да что ж это я… чуть не забыл, — старик гном поспешно вытащил из заплечного мешка сверток и протянул его цвергу, — ну-ка, живенько!.. что, опять мне отворачиваться? экий стыдливый…
Пока отец, стоя к сыну спиной, потешался над его деликатностью, Фолькет переодел штаны; брезгливо, стараясь не смотреть на липкое пятно аккурат на гульфике, сложил грязные и сунул их в свой мешок.
— Все, что ли? эх ты, принц заморский… пойдем.
Уже перед домом отец дернул Фолькета за рукав.
— Сынок, пойди-ка, умойся в ручье, негоже перед матерью кровавой рожей щеголять, не любит она этого.
Фолькет подошел к ручью, протекавшему рядом с пещерой приемных родителей (вернее сказать, перед их пещерными хоромами), сбросил на каменный пол мешок, присел на корточки и наклонился над черной гладью воды. И тут же холодный подземный воздух огласил захлебывающийся, истошный визг и цверг, отпрянув от ручья, плюхнулся без чувств наземь.