Алмаз темной крови. Книга 1
Шрифт:
Ни Амариллис, ни Веноны дыхание тихого ветра словно и не коснулось. Они, как только могли, помогали друзьям: микстурами — сонными или болеутоляющими, утешением, просто присутствием. Не оставляли они и хозяйской половины; почти каждый вечер госпожа Элисса засыпала, держась за руку Веноны. На пятый день эпидемии в доме появились гости.
Непрошеные и нежданные посетители вошли, минуя двери без стука, а домочадцев — без приветствий. Было их двое, и еще неделю назад они служили в эригонском гарнизоне. Обойдя полдома, они зашли в жилище артистов.
— Эй, кто тут у вас Амариллис? — хрипло вопросил один голосом, то и дело срывавшимся в рык.
— Я, — ответила танцовщица, отрываясь от
— А то, — подолжил гость, — собирайся-ка, дева, пойдешь с нами. Глаза не таращь, лично нам от тебя ничего не надобно, но вот Славному Эригону ты можешь пригодиться. Нарядами не нагружайся, возьми чего попроще… в больнице тебе не до плясок будет.
— Зачем? Я не больна и не собираюсь…
— Вот именно. А другие уже собрались. А мы им вроде как в помощь.
— Мы? — Венона вошла в комнату и стояла позади солдат, — Мы — это кто?
— А орки. И те, в ком есть хоть капля нашей крови.
Венона посмотрела на растерянную Амариллис, на Лорку, тупо жующего клецку, и обреченно вздохнула. Опустив голову, сняла с шеи медальон (подарок Лиусса), и через полминуты подняла глаза — не карие и веселые, а серебристые, с вертикальными лезвиями зрачков…
— Госпожа… — опешившие солдаты синхронно согнулись в глубочайшем поклоне.
— Я пойду вместе с девушкой. Город славно принимал нас в часы радости, и мы не оставим его в час нужды, — куда подевалась прежняя Венона, ее мягкая улыбка и чувственный голос? У этой серебряноглазой женщины голос был решительным и властным, а в уголках губ притаилась миндальная горечь.
— Как прикажете, госпожа, — и вновь поклон.
— Сейчас мы идем с вами, а вечером я прошу вас вернуться и забрать в больницу этого юношу, — и Венона кивнула на Лорку, не проявлявшего ни малейшего интереса к происходившему.
— Сделаем все, госпожа, — говоривший орк почтительно наклонил голову, — мы подождем вас, собирайтесь.
Венона и Амариллис собрались быстро, поскольку нужные вещи в тщательной укладке не нуждались; увязав пару простых платьев и три смены белья в плащ, танцовщица решилась-таки задать вопрос.
— Кто ты, Венона?
— Я?.. Венона из клана Крысоловов. Тебе это ни о чем не говорит, и сейчас не время для долгих рассказов. Позже.
— Как скажете, госпожа… — и Амариллис без тени иронии поклонилась подруге.
Прошло две недели с того дня, когда дочери Лимпэнг-Танга впервые переступили порог городской больницы — той, что была предназначена для более-менее состоятельных людей. Венона, получив почтительнейший поклон от Гвирра, лично отмечавшего каждого из явившихся сокровников, имела недолгий разговор с мессиром первым доктором, после чего ее определили присматривать за приготовлением целебных микстур в аптечном пристрое; через два дня к этим обязанностям прибавилось еще и ответственность за одну из сестринских смен. Амариллис оставили при ней.
Длинное, приземистое здание эригонской больницы, выстроенное из серого камня, окруженное рядами невысоких вечнозеленых деревьев с мягкой хвоей, находилось неподалеку от квартала ювелиров, отделенное от него каналом, одним из протоков Каджи. Внутри были просторные залы, разделенные передвижными деревянными перегородками, высокие кровати, столики для лекарств, чистота и порядок. Во всяком случае, так было до начала эпидемии. Но после того, как золотой ветряк неделю поворочал лопастями, обстоятельства сильно изменились.
Все перегородки убрали, кровати сдвинули к стенам, на них теперь лежали особы, за которых просил лично Гвирр или мессир Окка; во всех трех залах были тесно-тесно расставлены
Тяжелобольных в госпиталь доставлял, как правило, полуденный патруль: именно в полдень, когда дыхание Арр-Мурра становилось особенно ядовитым, орки обходили улицы Эригона. Те, кого они находили вне домов — будь то тупо сидящие на земле и глотающие ртом зараженный воздух, или рисующие собственной кровью какие-то узоры на мостовой, или спешащие на поиски навеки утраченного — всех отправляли умирать под надзором врачей. Которые, к слову сказать, держались изо всех сил, стараясь как можно дольше не поддаваться ядовитому ветру; получалось не у всех… Кого-то из неизлечимых приводили слуги-темнокровки: они с трудом справлялись со своими хозяевами, погруженными в тихое помешательство, и на тех домочадцев, у которых иссякали силы, их уже не хватало. Каждый новый день приводил новых больных и забирал уже отмучавшихся; и служанки, стирающие больничное белье, выливали в канал из корыт темно-красную воду. За городской стеной рыли общие могилы, больше похожие на ямы, чем на место достойного упокоения, стоял чан с известью и бывший конвой, сопровождавший повозки почтенного господина Амброджо, засыпал сухой землей тела горожан.
…Амариллис проснулась, разбуженная решительной венониной рукой. Девушка выкарабкалась из жутко неудобной парусиновой койки, от которой у нее нудно ныла спина, подошла к стоявшему в углу комнаты тазу с кувшином, налила воды, плеснула себе в лицо пару освежающих горстей и почти проснулась. Вчера они с подругой до поздней ночи следили за приготовлением очередной порции успокаивающего настоя (Венона не подпускала к столь ответственному делу случайных помощников, к счастью, она успела обучить Амариллис правилам создания концентрированных эликсиров… теперь это весьма пригодилось); они растирали в порошок сухие травы, процеживали промежуточные отвары, отмеривали, кипятили, добавляли, смешивали и разливали в мерные бутылочки — капалки готовое зелье. В общую для женской больничной прислуги комнату вернулись уже заполночь, и опять же спокойному отдыху мало способствовало то, что многие из определенных в больничные служительницы темнокровки храпели, явно не дружили с водой и имели отвратительную привычку плюхаться лицом вниз на первую попавшуюся койку (поэтому обе подруги спали без тюфяков, постелив на парусину свои плащи). А сегодня снова была их очередь заступать на дежурство по госпиталю.
Венона протянула сонной девушке ломоть хлеба с изрядным куском твердого сыра, глиняную кружку с травяным чаем и предложила присесть с нею рядом на длинную скамью, стоявшую у стены. Амариллис принюхалась к чаю.
— Интересно, а почему себе этой травки не добавляешь?
— Нет нужды. При желании я могу не спать хоть две недели. А вот ты зеваешь, как бегемот. Пей, пей… не брезгуй.
Они молча сидели рядышком, Амариллис прихлебывала чай, жевала хлеб и прикидывала в уме, хватит ли у нее сил через сутки добрести до канала и искупаться перед часами глухого, беспробудного сна (больше всего ей не хватало именно привычных ежедневных купаний, а вовсе не нарядов…). Работы в больнице хватало: день среди больных, которым нужно было давать лекарства, менять кровавые тряпки, кормить с ложки, выслушивать их бред, на следующий день вроде полагалось отдыхать, но вместо этого подруги работали над приготовлением микстур, или вместе с другими темнокровками стирали больничное белье, мыли полы, помогали на кухне, а затем — снова в серые каменные стены, в залы, где висел густой, тяжелый запах крови и смерти.