Алые перья стрел
Шрифт:
— О-о, голубчик, дело, я вижу, серьезное… Но билетов в самом деле нет…
— И ничего-ничего нельзя сделать? — уже не опуская лица, с последней надеждой сказал Алешка.
— Не знаю… Постарайся добежать до Почтовой станции, может быть, она еще не закрыта. Может быть, на ней тебе помогут…
И опять Алешка мчался по улицам. Вот и Дальняя, вот ее конец… Тропинка… Деревянный дом, полосатые столбы… У коновязи двое служащих уговаривали строптивого жеребца, он ржал и мотал головой.
— Простите… можно я спрошу… станция еще работает?
— Ничего не
А другой… это оказался Памфилий!
— Лексей! Снова пожаловал… Я не сразу признал, гляжу — какой-то морячок… А станции тут больше не будет. Будет придорожный ресторан и автостоянка. Сам понимаешь, рыночные отношения…
Алешка проглотил комок.
— И теперь уже никак… не добраться до того аэродрома? Мне это надо… больше всего на свете.
— Баловство одно, — проворчал толстый Пафнутий. Но Памфилий пригляделся к Алешке и, видать, что-то понял.
— Если больше всего, то… не знаю, Лексей. Разве что верхом. Вот, осталась последняя лошадь. Сумеешь?
— Я… сумею! — Алешка сжал губы, шагнул к норовистому коню. Тот не стал дожидаться. Вырвал из рук толстого Пафнутия повод и умчался в поле. Оба служителя развели руками. Пафнутий проворчал:
— Сам видишь, не судьба…
— Нигде не судьба, — с тихим отчаяньем сказал Алешка. — По ручью не пройти, агентство закрылось, здесь… тоже. Ничего не осталось…
Памфилий слегка нагнулся над ним.
— Ну, почему же ничего? Дорога-то пока осталась. Вот она…
И правда, вдаль уходили две травянистые колеи.
— И по ней… можно дойти? Туда!
— Это кому как повезет. Может, сумеешь… если слышишь Голос Дороги…
Алешка поморгал, прислушался. К тишине, к себе… Кажется, снова зазвучала тихая струна.
— Я… да, я пойду!
— Что ж, ступай, матросик. Только путь не близкий…
— Все равно…
Сколько Алешка шел, он сам не знал. Солнце уже совсем клонилось к горизонту, а вокруг было все то же поле с кустами и пригорками. От них тянулись длинные тени.
Алешка измучился. Волосы были всклокочены, на лице полоски — то ли от пота, то ли от слезинок. Отглаженный костюм смялся и местами был порван, на ногах — ссадины и порезы… Алешка уже еле двигал ногами, а поле по-прежнему было пустым. А дорога — бесконечной.
Алешка напился из попавшегося на пути ручейка, ополоснул лицо. Поднялся на пригорок. Все та же пустота, низкое солнце, уходящие вдаль колеи…
— Она никогда не кончится, эта дорога, — с отчаянием сказал Алешка и всхлипнул.
— Но это же хорошо… — возразил чей-то голос. Алешка оглянулся. Среди теней и трав колебалась фигура нарисованного зверя-страшилища. Это был когда-то обитавший в Антарктиде Крокопудра. Впрочем, сейчас он не казался страшным. И удивляться не было сил.
Алешка только горько возразил:
— Что
— Пока дорога не кончилась, есть надежда… — философски рассудил Крокопудра.
— Да какая надежда-то? Скажи!
Но Крокопудра не ответил и стал удаляться мягкими прыжками, растаял. Попробуй пойми: был он на самом деле или привиделся от усталости? Алешка поглядел ему вслед, сделал еще несколько шагов и обессиленно сел на придорожный камень. Всхлипнул опять. Капли повисли на ресницах. Сквозь них поле, кусты и солнце виделись, как сквозь россыпь искр. Алешка мотнул головой, искр стало меньше. Он вытер глаза, все искры исчезли. Кроме одной. Эта последняя не исчезала. Наоборот, делалась крупнее. Алешка помигал. Искра росла и, кажется, приближалась.
Алешка встал. Сквозь звенящую тишину и стрекот кузнечиков ему послышалось другое стрекотанье, более ощутимое. Алешка прислушивался, не веря себе. Но верь не верь, а это…
— Летчик… Братцы, это же Летчик!
Алешка побежал навстречу звезде, которая на глазах превращалась в самолет. В знакомую «Стрекозку»!
— Летчик, я здесь!
Самолет пронесся над Алешкой и снова ушел вдаль и в высоту. А вслед ему летел крик — со смесью страха и надежды:
— Антошка, Летчик! Это же я, я, Алешка! Вернись!
Самолет вернулся, опять пронесся над Алешкиной головой и вновь ушел вдаль. Стал делать в высоте широкий круг.
— Летчик, это я, Алешка! Просто раньше я был в куртке, а теперь в матроске! Ты не узнал?!
Самолет описывал широкую дугу. То ли Антошка правда не узнавал мальчишку в матроске, то ли не знал, где посадить «Стрекозку». Наконец самолет вновь стал приближаться. Алешка с колотящимся сердцем побежал навстречу.
— Летчик, это я! Смотри!
На ровной лужайке с низкой травой он упал ногами к самолету, раскинул руки буквой Т…
С высоты эта «буква» казалась крошечной. Но виделась четко. Летчик Антошка натренированным движением — плавно, но решительно — двинул от себя ручку управления. Зеленая, в полосках вечерних теней, земля встала наклонной стеной. Белеющая в траве фигурка стала расти в размерах. Сперва почти незаметно. А в ровном стрекоте пробилась мелодия. И слова, которые пел мальчишечий голос, — сперва будто вдалеке, потом громче:
Это сбудется, сбудется, сбудется, Потому что дорога не кончена. Кто-то мчится затихшей улицей, Кто-то бьется в дверь заколоченную… Кто-то друга найти не сумел И ушел с пути бесконечного, Но дорога опять лежит В теплом сумраке вечера…