Алые перья стрел
Шрифт:
Песню, лежа в траве, слышал и Алешка. И ему отрывочно вспоминалось, как он спешит с корабликом к оврагу, как отпускает клипер в ручей, как ломится сквозь заросли…
Разорвется замкнутый круг, Рассеченный крылом, как мечом. Мой братишка, мой летчик, мой друг Свой планшет надел на плечо… Сказка сталаПрозрачный круг стремительного винта мерцал за лобовым стеклом самолета, сквозь него Летчик видел раскинувшегося в траве Алешку, который делался все больше, различимее… А сам Алешка — он как бы и лежал, и в то же время мчался по улицам: к Транспортному агентству, к Почтовой станции, потом через траву…
Якорь брошен в усталую глубь, Но дорога еще не кончена: Самолет межзвездную мглу Рассекает крылом отточенным.Летчик Антошка потянул ручку на себя. Самолет пронесся низко-низко над Алешкой, сел, пробежал по траве, замер.
Летчик Антошка выпрыгнул из кабины. Алешка вскочил из травы. Они быстро пошли друг к другу.
…Если бы в ту сторону смотрел издалека, из травы Крокопудра, он видел бы, как недалеко от самолета на фоне заката сходятся два тонких мальчишечьих силуэта. Сошлись, взяли друг друга за руки…
Слышишь, Голос Дороги зовет, Отзываясь в сердце твоем! Мы отныне в любой полет Уходить будем только вдвоем…С грохотом разбился о камни у набережной прибой, взлетела пена.
По набережной Ветрогорска шли Хранитель Морского музея и загорелый мальчик в красных трусиках. Мальчик держал у груди модель клипера. Оживленно рассказывал:
— Я вышел к берегу за Желтым мысом, там тихо. И смотрю: он приткнулся к камню и вздрагивает — будто на руки просится. Я взял…
Хранитель посмотрел на модель, как на живое существо.
— Молодец, что вернулся домой… Сбежал, да?
— Нет, он не сбежал! — помотал головой мальчик. — Наверно, все было по-другому… Иначе Алешка и Летчик не встретились бы.
— А ты думаешь, они встретились?
— Смотрите! — Мальчик поднял лицо.
Серебристая звездочка вырастала в синеве. Превращалась в самолет.
«Стрекозка» пронеслась над кромкой берега. Летчик и Алешка, перегнувшись через борт кабины, помахали Хранителю и мальчику. Те замахали в ответ… Они делались все меньше и меньше — самолет уходил в высоту. Море под крыльями распахивалось на необъятную ширину, в ней белели паруса…
ОЧЕРКИ
СОЛНЦЕ НАД МОРЕМ
Над Инкерманом, над Северной бухтой, где в смутной дымке замерли синие корабли, стремительно встает солнце. Первый луч, скользнув по заблудившемуся в громадном небе перистому облаку, окрашивает его в темно-розовый цвет. И облако тает. Луч скользит вниз по золотому шпилю Морского клуба, бросает оранжевые блики на круглое здание Панорамы. И вдруг миллион лучей бесшумной лавиной устремляется на город. Солнце уже не красное, а ослепительно белое, небо синее и море тоже синее. Даже удивительно, что оно может быть таким синим.
Утро сияет над Севастополем, над Малаховым курганом. Ветер, летящий с моря, плещет листьями молодых деревьев в аллее Дружбы. Здесь сажают деревья люди разных стран. Сажают каштаны, тополя, клены и акации вместо сожженных войной. И деревья растут, чтобы был мир…
Чуть колышется трава на брустверах бастионов. Колеблется красное пламя вечного огня над башней Малахова кургана. Тускло блестят чугунные стволы морских орудий и пирамиды черных ядер. И на каждом камне лежит суровая и спокойная слава.
О Севастополе написано немало томов: о подвигах его защитников во время двух оборон, о красоте его, о странной привлекательности, которая любого человека заставляет полюбить этот город.
Но нужно самому побывать в Севастополе, чтобы понять все это. Нужно побродить по улицам, где на стенах домов еще видны следы от осколков; белыми переулками, заросшими серой зеленью и лютиками, пройти до руин древнего Херсонеса, побывать на горячих от солнца причалах, где часами сидят с удочками молчаливые старики и мальчишки. Если улов был неплохим, можно завязать разговор, и рыбаки расскажут немало интересного: ребята о сегодняшних делах, старики о прошлом, может быть, о войне…
Севастополь — не только черная бронза памятников, гулкие залы музеев, белая колоннада Графской пристани, знаменитая Панорама и другие достопримечательности, куда, едва успев сойти с поезда, устремляются туристы.
Севастополь — это и вырубленные в скалах тропинки, и крутые лестницы вместо переулков… Плеск моря у подножья Памятника затопленным кораблям, сухой шорох ветра в акациях, неожиданный смех загорелых до черноты ребятишек, которых обдала брызгами озорная волна, сигналы горнистов на военных кораблях — это тоже Севастополь. А еще Севастополь — это матросы, спешащие вечером на последний баркас, рабочие, идущие по утрам в порт, крановщик, машущий кому-то кепкой из-под полуденного неба. Севастополь — это девушки, возвращающиеся с воскресника с лопатами на плече и букетами астр, и маленький первоклассник в большущей бескозырке, восхищенным взором провожающий уходящие в море эсминцы.
Мальчишка сидел на тротуаре, обхватив ободранные в кровь колени, и с ненавистью смотрел на кроватную сетку. Сетка была тяжелая, натянутая на широкую железную раму, с острыми колючками порванной проволоки. Еще одна попытка ребят поднять ее по отвесной тропинке на школьный двор потерпела неудачу. Только ссадин прибавилось.
— Кто вам подарил эту штуку? — спросил я у ребят.
— Никто не подарил. Во дворе нашли, — ответил мальчишка и с досадой толкнул сетку ногой. Сетка ответила дребезжаньем, похожим на презрительный смех.