Алые перья стрел
Шрифт:
Художник в свою очередь рассказывает, что за месяц исходил весь Крым.
— Ботинки погибли вконец, — усмехается он, потирая заросший черной щетиной подбородок. — Придется продавать этюдник, а то домой не на что ехать.
Ничуть не огорченный, он смеется, блестя крупными белыми зубами. Я спрашиваю, не лучше ли продать несколько этюдов. Художник отрицательно качает головой: нет, не лучше. Этюды он заберет с собой в Саратов. На этих кусках картона он увезет с собой прозрачное море и яркое горячее солнце.
— Я подарил бы тебе этот этюд, — кивает
Мы помолчали. Художник, прицелившись, бросает в колокол гальку:
— Чего молчишь? Завтра будет шторм!
Колокол отвечает низким негодующим гулом.
— Люблю писать солнце, — признается мой новый знакомый. — Потому и в Крым приехал… Яркое солнце.
— Приезжай на Урал, — говорю я, вспомнив солнечные поляны с высокими, по пояс, розовыми цветами иван-чая, тонкий березняк по берегам искрящихся рек и блеск июльского утра, когда тает на поросших мохнатым лесом горах туманная синева…
Мы обмениваемся адресами. Я уношу в кармане клочок бумаги, где написано: «Саратов, Белоглинская, 81, Виктор Мотко». Это лучший сувенир, который я привез из Севастополя. Разве сравнятся с ним шкатулки из раковин и гипсовые статуэтки, продающиеся в киосках на бульваре.
Вечером поезд уходит из Севастополя. За окнами темнота. Лишь слабо мерцает у берега Северной бухты вода и светятся синие и желтые огни на кораблях. Но в памяти — ослепительно белый город на берегу ослепительно синего моря, город — песня о суровой славе и ярком солнце, песня, которую поет море, разбивая волну о берег Херсонеса.
ВЕТЕР
Если бы не звон будильника и не голос диктора, то никак не узнать, что уже утро. На улице темно, зимние рассветы слишком поздние.
В общежитиях на Пышминском тракте и в Черниговском переулке, где живут рабочие «Уралмашстроя», зажигаются желтые окна. Ребята сбрасывают одеяла, щурятся от света лампочек. Многие вчера поздно вернулись с занятий в институте или вечерней школе и в этот момент люто завидуют тем, кто работал во вторую смену и теперь может спать хоть до обеда.
Открываются двери. Шумно бьют в умывальниках струи воды. И перекликаются голоса:
— Как погода?
— Хуже вчерашней!
— Ветер?
— Как с цепи сорвался.
— Эх, черт! Если больше семи баллов, краны не будут работать.
— Может, и больше. Снег хлещет.
— И снег, и ветер, и звезд ночной полет…
— Ну, насчет звезд не знаю. Облака.
Потом идут ребята на работу. В свете фонарей бешено пляшут колючие снежинки. В конце улицы темной громадой встает строящийся корпус цеха металлоконструкций. Там уже вспыхивают ослепительные голубые огни электросварки. А в небе тихо
Ребята идут по улицам поселка. На его западной окраине стоит красная арка. Вверху надпись: «Уралмашстрой. Ударная комсомольская стройка». Высокая арка кажется совсем маленькой на фоне громадных железобетонных пролетов. Здесь возводится цех сварных металлоконструкций. Это — лицо стройки. Когда цех будет закончен, он займет двенадцать гектаров. Не только в нашей стране, но и во всей Европе не будет равного ему по величине и мощности. Благодаря этому цеху Уралмаш втрое увеличит выпуск металлоконструкций.
Любят ребята свою стройку, гордятся ею. Они расскажут о поточных линиях в будущем цехе, о манипуляторах и специальных стендах, которые проектируют для них инженеры КБ имени Па-тона, о телевизионных и радиоустановках для руководства всеми работами. Каждый из строителей упомянет о девяноста мощных кранах, которые будут передвигать многотонные узлы и детали машин. Вес некоторых «деталек» достигнет ста семидесяти пяти тонн. Словом, чудесный цех — по сути дела, самостоятельный громадный завод.
А кто будет работать в этом чудесном цехе-заводе? Да сами строители. Многие из них, окончив смену, идут в ремесленное училище при заводе, на различные курсы. Это ведь здорово: трудиться на предприятии, созданном своими руками!
Сейчас еще трудно представить, как будет окончательно выглядеть цех металлоконструкций. Но уже в этом году первая очередь цеха вступит в строй. А комсомольцы сразу взяли новое обязательство: к началу работы XXII съезда КПСС закрыть четыре пролета второй очереди.
Это будет нелегко. Но это — будет! Ведь стройка непростая. Ударная. Комсомольская.
Подвиги не совершаются каждый день. Ребята знают: иногда и в очень маленьком деле нужна большая твердость. Будни — это работа, простая, обыкновенная, и все-таки такая удивительная работа!
А пока… Пока они идут по стройке, ребята с ударной комсомольской, идут мимо серых бетонных колонн центрального корпуса, мимо гудящих автокранов и сломанных бараков. Идут от участка к участку — на полигон, где изготавливают железобетонные опоры, на строительство бытового корпуса, на компрессорную.
Они идут, а северный ветер стелет по земле снежные языки, будто все еще надеется задуть вспыхивающие повсюду огни электросварки.
Обеденный перерыв. Мы сидим у строящегося здания компрессорной, укрывшись от ветра за штабелем кирпичей. Монтажник Эдик Иваницкий, член комсомольского штаба, прикуривает, сберегая слабый огонек спички в больших ладонях.
— Отовсюду у нас есть люди, — продолжает разговор Иваницкий. — Одни после технических училищ работают, другие из армии вернулись. А многие, как говорится, с «теплых мест» к нам пришли. Может, и лучше было бы им на заводах, у станков или в кабинетах, а взяли, однако, путевки. И, между прочим, знали, что медяки здесь на земле не валяются…