Алые росы
Шрифт:
— Тише, товарищи. Борис Лукич, вас очень ждет председатель. Несколько дней уже ждет.
— Мне бы нужно срочно увидеть Евгению Грюн.
— Товарищ Грюн в губернии, на митингах. В городе будет дней через десять… — и повторила с нажимом — Председатель не любит ждать долго. Идите, голубчик, скорее.
В председательском кабинете стояли кресла из белого дерева с золотыми каемками, и с сидениями из голубого атласа. Увидишь их и говорить начинаешь тише, и слова в разговоре подбираешь особые. Здесь, в кабинете, творилась история и, заходя сюда, Борис Лукич всегда испытывал ощущение приподнятой взволнованности. Отсюда исходили приказы, смысл
Сегодня буря негодования против судей, против бесправия человека прорвала обычную сдержанность.
— Здравствуйте, — начал Борис Лукич, заходя в кабинет. — Я к вам пришел по поводу беззакония…
— Знаю, — оборвал его председатель, плечистый, высокий, широколицый. Он поднялся из-за стола, пожал Борису Лукичу руку и горой навис над его головой. — Садись. И первые вопросы задам я. Какой бес тебя укусил и ты сцепился с попом из-за какой-то там рыбы?
— Не рыбы, товарищ председатель, а из-за людей, из-за крестьян. Отец Константин попрал человеческие права, а мы члены крестьянской партии…
Председатель поморщился и оборвал Бориса Лукича:
— Я читал твое письмо прокурору и письмо попа архиерею. А вот телеграмма Керенского: «Крайне недоволен событиями села Камышовки». Так вот, немедленно поезжай домой, попроси извинения у попа и благодари бога, что отделался только этим.
— Товарищ председатель, мы же крестьянская партия…
— Ты меня еще поучи… Все силы направил на, свару с попом, а возле Камышовки появились большевистские агитаторы. И ты только взгляни, как они ухватились, как хитро используют против правительства твою и поповскую дурость. Собираешься спорить? На, читай, — протянул Борису Лукичу несколько вырезок из газет.
— «Мы, крестьяне села Озерки, — читал Борис Лукичи, — клеймим позором тех, кто измучил церковным покаянием наших братьев из села Луговое, поймавших полпуда рыбы на Карасевом озере. А теперь еще в суд их везут. Эсеровские ораторы кричат на митингах о свободе, братстве, народной власти, а министры в Питере — капиталисты…
— Видал, куда гнут, — подчеркнул председатель.
— …Капиталисты гонят нас на войну. Землю по-прежнему отдают кулакам, а Керенский издал закон об охране посевов. По нему наших братьев без дела в кутузку бросают. Только Советы есть наша народная власть, и мы всемерно поддерживаем Советы и Ленина. Долой министров-капиталистов! Долой войну! Дать землю крестьянам! Да здравствуют Советы! Мы заявляем, что когда придет час, так силой поддержим Советы…»
На других вырезках напечатаны похожие резолюции сходов из Веселых Лужков, Куликовского Поля.
— Видал, куда замахнулись? На Временное правительство, на Керенского. И все из-за вашей глупой свары с попом. Не вмешайся ты, поп набил бы им морды, отдал лошадь, телегу и отпустил бы. Нет, надо было тебе вмешаться, и пошло на принцип..
— Так кто же творит беззаконие?
— Ты мне вопросов не задавай. Я сам задаю вопросы, таким, как ты.
— Я не могу поступить иначе. В наших газетах пишут именно об абсолютной справедливости, абсолютной. свободе духа, о достоинстве, о правах и чести, каждого человека России…
— Я сам пишу эти статьи и лучше тебя разбираюсь в этих делах. Основные задачи на сегодня — это обезвредить большевиков, подорвать их влияние в массах и консолидировать наши силы, а поп с амвона завернет что-нибудь против нас — и расхлебывай. Запомни, — с угрозой сказал председатель, — я должен получить письмо
«Рыбаки, конечно, тоже неправы, но нельзя же сейчас арестовать человека без суда, без следствия, как во времена опричнины», — подумал Борис Лукич, но промолчал, подчиняясь дисциплине. Впереди главная цель — добиться изгнания Сысоя из партии, через печать осрамить Устина с Сысоем, а после можно будет снова вернуться к поповскому делу. Помолчав, собравшись с мыслями, сказал:
— У меня к вам очень серьезное дело.
— Подожди, я еще не закончил. Ты легкомысленно приютил у себя какую-то девку. Евгения Грюн мне показала твое письмо. Опять суешься в чужие дела?
Тут уж Борис Лукич не выдержал. Забарабанив пальмами по столу, он, прервав председателя, начал рассказывать все, что знал об Устине, о Ксюше, Сысое.
— …Он подлый насильник, мерзавец. Бороться за свободу может лишь имеющий чистые руки…. — горячился Борис Лукич.
— Перестань тараторить, — прикрикнул председатель. — Я знаю лучше тебя, что Устин и Сысой мерзавцы червонной пробы. Ты и десятой доли не знаешь про их махинации.
Борис Лукич доволен: попал в унисон. Цель близка.
— Но Устин в Рогачево влиятельный человек, а Сысой… Он сейчас нужен партии, как воздух. А ты перед выборами хочешь устроить скандал и дискредитировать партию?
— Товарищ председатель, это Сысой дискредитирует партию.
— Повторяю, Сысой нам нужен. Он стоит десяти обычных, — председатель посмотрел в упор на Бориса Лукича, — даже активных членов нашей партии. Уяснил?!
…На улицу Борис Лукич вышел совершенно обескураженный.
Что же такое тогда справедливость, честность, свобода, человеческое достоинство? Что такое достоинство партии, о котором так много говорили в тюрьме?
Звуки знакомой песни оборвали тяжелые думы.
Вихри враждебные веют над нами, Темные силы нас злобно гнетут… Песня крепла, звучала все громче. В бой роковой мы вступили с врагами.В глубине улицы показались знамена, колонны людей.
«Долой Временное правительство!», «Долой министров-капиталистов!» — прочел Борис Лукич на плакатах. Он знал, что Временное правительство состоит главным образом из капиталистов, и эсеры сотрудничают с ними, но впервые это возмутило его. Он заставлял себя поверить в необходимость такого сотрудничества, но не мог.
…Мы поднимаем гордо и смело Знамя борьбы за рабочее дело…Демонстранты проходили мимо, и песня звучала рядом. Борис Лукич вспомнил, как пел эту самую песню под ненавидящими взглядами городовых и обывателей. Пел, торжествуя от дерзости. А сейчас народ шел мимо, а он стоял на мостовой, с потертым портфельчиком подмышкой, и противоречивые чувства обуревали его. Было радостно, что народ идет с красными флагами и поет запрещенную «Варшавянку», за которую недавно казаки пороли нагайками. Но народ идет мимо него. И против него. Да, против. Они несут плакат «Долой Временное правительство!», а оно эсеровское, значит, и его, Бориса Лукича. Значит, это «долой» относится и к нему? Это его народ стал считать за врага!