Амалия и Золотой век
Шрифт:
— Макларен, — поясняет Элистер, строго глядя ему в глаза. — Элистер Макларен.
— Те Макларены, которые от Глазго — на юго-восток? — тихо произносит генерал, начиная улыбаться. И они обсуждают эту замечательную тему еще минут пять, и десять…
А меня твердо уводит от них Магда.
— Тони орал эту фразу для тренировки раз двадцать, как ворона, пугая горничных, — с неудовольствием выговаривает она мне. — Он что теперь, заговорит у меня еще и по-японски? Я так и не поняла, что это значит. Котэя могу себе представить, конечно.
— Это значит — «император
— Старый пес говорит, что никогда еще не пугал японцев дикими криками, ему понравилось, и надо бы повторить этот милый опыт. Ты хоть понимаешь, что было бы, если бы эти косоглазые мартышки начали с перепугу лупить из своих стволов по толпе?
— Я уверена, по прежнему опыту нашего с тобой общения, что у ребят Руди не было в таком случае ни единого шанса успеть выстрелить раньше тебя.
— И ты права. Слушай, моя дорогая…
Магда оглядела всю сцену вокруг — огни, голоса, траектории летучих мышей в лучах прожекторов, музыка, смех.
— Слушай, ты потратила на этот чертов балаган кучу денег. Тебе дешевле было приплыть к нам на Западное побережье первым классом и просто пойти послушать Руди. И даже притом, что этих денег у тебя девать некуда, — зачем? Чтобы с музыкой поймать япошонка в перьях на голове? А почему бы местным копам не пристукнуть его в первой попавшейся канаве, если уж он, как я понимаю, шпион? И не маленький, если ты взялась за это дело? Да-да, не смотри на меня, с тобой давно все ясно. И все же — зачем весь этот мюзикл?
Я смотрю на счастливую толпу, на Тони, который говорит о чем-то с генералом, обнимая Элистера за плечи, — ну конечно, Тони же теперь профессор в том самом Уэст-Пойнте, где бог войны был начальником не так уж давно… Есть о чем поговорить.
— Магда, — говорю я. — Шпионы еще будут. И будут револьверы, аэропланы и корабли. Но есть вещи поважнее. Скажи, если здесь что-то начнется, начнется по-настоящему, — на чьей стороне окажутся все эти люди? А если, хуже того, начнется у меня дома — на чьей стороне будут подданные моей империи, о которой здесь без смеха никто уже не говорит? Я тут почитала некоторые документы, насчет возвращения всяких народов обратно в Азию. А если это сработает? Где тогда будем мы с тобой?
— Это так серьезно? — Магда внедряет сигарету в длинный мундштук и отставляет его в сторону. — Это близорукие япошата в своих очках куда-то полезут? Мало им Маньчжурии? Ты что-то знаешь?
— Не знаю. Но что-то будет.
— И это значит, и наши идиоты будут воевать? Слушай, мы только-только, ну всего два года как отошли от ужасов сухого закона. Посмешище всего мира. Хуже войны. Ты можешь представить Мэри Пикфорд, пьющую лягушачий шампунь, не менее чем «Дом Периньон», из чайника и чайной чашки? А ведь было. А тут еще и война. Ведь ты об этом говоришь?
— Об этом, Магда. Об этом. Но не о твоей Америке. О моем мире. Понимаешь, должно быть что-то, за что люди будут драться. За то, чтобы любой ценой вернуть золотой
— Да уж… — цедит Магда, прислушиваясь к чистым аккордам меди.
А на нас накатывается толпа масок, чуть не затоптав.
— Вики! — восклицаю я. — Вас нельзя не узнать. Эти три бриллианта на шее — все равно что личная подпись!
— Спасибо, дорогая Амалия! — смеется она из-под маски. — Послушайте, а как у вас это здорово получилось — леди Амалия, сэр… как его зовут? А ведь из вас вышла бы настоящая леди. А эти ордена у вашего кавалера — блеск! Настоящий рыцарь.
— Вики, — скромно опускаю я взгляд на свою шелковую сумочку и руки в длинных перчатках. — Вы удивитесь. Но пока я изучала здесь, с вашей помощью, коммерческие возможности вашей новой страны, Элистер ездил в Лондон получать последний из этих орденов. Они все настоящие, Вики. Он теперь и правда рыцарь. Одним из первых указов нового короля. И, соответственно, я… Но я благодаря вам никогда не забуду, кто я такая на самом деле. Местиса. Я правильно выговариваю?
На ее лице маска, но мне почему-то кажется, что Вики эта новость несколько ошарашивает. И необязательно приятным образом.
— Очень идет ему это «сэр», твоему рыцарю, — замечает басом Магда, выпуская струйку дыма. — Красивый мальчик. Слушай, получается что — он встречался с вашим новым красавцем-королем? Вот как ты со мной? Вау.
22. Последние тайны
— Элистер.
Он полусидит в постели, его глаза смотрят на меня — неподвижные, странно темные.
— Элистер, это настолько страшно?
Он пожимает плечами, машинально дергая себя за волоски на груди — среди них, как и на висках, есть несколько седых.
— Элистер, — говорю я с тяжелым вздохом. — Сейчас я тебя кое о чем попрошу. Но сначала… Вспомни самый жуткий день в твоей жизни. Тогда, на лайнере, подходившем к Лондону. Когда жена сказала тебе, что уходит. А она была последним, что у тебя оставалось после всей той истории. Когда было хуже — тогда или сейчас?
Он снова пожимает плечами.
— И теперь вспомни, о чем ты мечтал, когда Уильям Эшенден нашел тебя, в виде молодой развалины, и подарил тебе новую жизнь. Ты мечтал стать живой легендой. Ты мечтал, чтобы они все еще раз увидели тебя — в орденах за храбрость и ум, а может, и с титулом. Потому что ты лучший из всех.
— Это было позже, — отрешенно замечает он. — Когда Эшенден меня нашел, я мечтал найти деньги, чтобы еще выпить.
— Понятно. И ты стал легендой. И ты стал рыцарем. Черт возьми, ты сделал это все и больше, ты сделал невозможное — женился на мне, евразийке, и даже перешел в мой католицизм. И оказалось, что тебе — можно. Хочешь зайти выпить в тот клуб, где тебе перед отправкой в Лондон подарили большую пудреницу за трусость? Это ведь было в Сингапуре, так? Когда ты туда войдешь, они все встанут, чтобы чокнуться с тобой. Мы там окажемся через неделю, мне кажется.