Американские дикари

МакЭвой Дж. Дж.

— Ну, я вижу, кто твой любимчик, — сказала я, нахмурившись, и передала его Лиаму. Не прошло и секунды, как Итан уже тянул Лиама за волосы.

— Я тоже рад тебя видеть. — Лиам поморщился, когда потянулся, чтобы оторвать маленькие ручки Итана от своих волос.

— Вы оба идете куда-то с Нилом и Оливией? — Спросил Седрик, когда вышел, чтобы присоединиться к нам.

— Я не знала, что они уходят, — сказала я, глядя на Лиама, который кивнул, когда Итан причмокнул губами.

— Очевидно, у них вечер свиданий, — сообщил мне Лиам.

— Вечер свиданий?

— Не может все время быть сплошная кровь.

Как только все это закончится, мы с Седриком ненадолго вернемся в Ирландию, — сказала Эвелин с улыбкой, в то время как Седрик поцеловал ее в щеку.

— Не скоро ещё, — добавил он.

— Прежде чем мы будем строить победные планы, давайте выиграем войну, — ответил Лиам, передавая Итана в их руки. Он снова потянулся к нам, и я поцеловала его маленькие ручки на прощание.

— Будьте осторожны, — сказала Эвелин.

Кивнув, мы оба оставили их и пошли к гаражу, где у Лиама сточл старый «Форд Мустанг» 1963 года выпуска, ожидающий нас. Он выглядел таким неуместным, припаркованный за особняком.

— Это что-то новенькое, — сказала я, проводя руками по темно-синей краске.

— Так и есть, — ответил он, занимая водительское сиденье. Он поехал в ту же секунду, как я села, даже не дав мне возможности пристегнуться.

— Что случилось? — Спросила я, откидываясь назад.

Он вытащил свой телефон.

— Включи.

Взяв его, я прислушалась.

— Привет, Нил?

— Коралина…

— Нил, что случилось?

— Все, Коралина.

Я не была уверена, хочу ли я смеяться или выбросить телефон в чертово окно после того, как прослушала весь их разговор. Глядя на Лиама, его челюсть была напряжена, и он так крепко сжал руль, что побелели костяшки пальцев.

— Is e mo dhearthair amadan⁶. — Он сорвался в ярости.

— Он решил быть преданным, — сказала я, и он фыркнул.

— Что хорошего в преданности, когда он слаб, глуп и гребаная заноза в моей заднице? Я пытался осмыслить, почему он решил, что было хорошей идеей использовать нашу годовщину как испытание для Оливии. Его глупость в очередной раз чуть не стоила нам наших гребаных жизней. И Коралина, кто дал ей право скрывать это от нас? С каких это пор у них появилось право даже думать самостоятельно? Они ждут наших указаний, а затем действуют по нашему согласию, а не по своему собственному. Как будто они деть!

Он остановился на светофоре и ущипнул себя за переносицу, прежде чем глубоко вздохнуть.

— Ты злишься, что они действовали сами по себе, или злишься, потому что они испортили нашу годовщину? — Спросила я.

Он посмотрел на меня и нахмурился.

— Ты знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы все спланировать?

— Значит, из-за годовщины.

— Почему ты больше не злишься из-за этого?

— Потому что, если бы ты на мгновение перестал на меня лаять, ты бы увидел, что это работает в нашу пользу. Нил, каким бы глупым он ни был, все равно предпочел нашу семью Оливии. Теперь мы точно знаем, что Оливия против нас, хотя раньше это было трудно отрицать. Если мы позволим Нилу дать нам больше, у нас теперь будет возможность расквитаться с Птицеловом.

— Ты действительно думаешь, что

он сможет сделать это? — пробормотал он. — Оливия годами держала его за яйца.

— Только время покажет, но прямо сейчас у нас есть доказательства. Что касается Коралины, она меня шокировала.

Он хихикнул и покачал мне головой.

— Кому-то удалось шокировать Кровавою Мел?

Закатив глаза, я положила ноги на приборную панель.

— Да, возможно, у меня есть план относительно нее позже.

— Не хочешь поделиться?

— Нет. Итак, ты знаешь, куда мы направляемся? — Спросила я его, глядя в окно. Это было так, как будто он просто разъезжал ради самого вождения.

Он пристально посмотрел на меня, и я подождала мгновение, прежде чем вытащить свой телефон и открыть GPS.

ЛИАМ

Прошло три часа, а я смог лишь немного успокоиться. Теперь мы были в поле зрения пентхауса Птицелова. Но я не мог перестать думать о Ниле. Я хотел схватить его за шею и разбить его гребаное лицо. Мне было восемнадцать, когда мой отец сказал мне, что я, а не Нил, заменю его. Когда я спросил его почему, он сказал, что однажды я пойму. Я всегда думал, что это потому, что я был его любимцем, но теперь понял. Нил был буквально некомпетентен. Я уже мог представить, как проведу остаток своей жизни, убирая за ним последствия его несусветной глупости. Часть меня почти желала, чтобы он предал меня, чтобы я мог просто убить его и покончить с этим… Хотя только небольшая часть меня.

Но он выбрал семью. Он верный.

Это многое компенсировало. Почти все.

— Я насчитала шестерых агентов, — прошептала Мел, глядя в оптический прицел своей снайперской винтовки.

Глядя в бинокль, пентхаус Птицелова был прекрасно виден с небоскреба, в который мы вломились. Мы могли видеть его дом в итальянском стиле. Весь пентхаус был окружен большими открытыми окнами. Это было так, как будто он бросал нам вызов попробовать.

— Стекло толщиной в четверть дюйма, и я нисколько не сомневаюсь, что оно пуленепробиваемое. — добавила она, продолжая горбиться. Насколько я знал, мы не собирались никого убивать сегодня вечером, но она настояла на том, чтобы мы потратили на это наше время.

Когда я промолчал, она посмотрела на меня, внимательно разглядывая.

— Ты думаешь, что это пустая трата времени, — заявила она.

— Если мы не собираемся его убивать, я не вижу смысла смотреть, как он всю ночь разгадывает кроссворды. — Это было все, что делал этот человек; он сидел в своем шелковом халате и разгадывал кроссворды в старых газетах. Каждые несколько часов он подходил к окну, чтобы выкурить сигару, а затем переходил к следующему гребаному кроссворду. Если он пытался свести меня с ума, это чертовски сработало.

Она выпустила винтовку, и это выглядело так, как будто она пыталась придумать, как бы по-хорошему на меня поругаться.

— Лиам, — мягко сказала она, и мне захотелось рассмеяться, но вместо этого я ухмыльнулся ей, когда сел у стены рядом с окном.

— Не изображай сейчас из себя милую женушку. Продолжай, я выдержу это, — сказал я.

Ее бровь дернулась.

— Я работаю над тем, чтобы быть добрее к тебе, но иногда ты заноза в моей гребаной заднице, Каллахан. Почему, черт возьми, тебе так трудно сесть, заткнуться и просто…