Америкен бой
Шрифт:
Нет, Ник не хотел, чтобы Деб до него дозвонилась. Он старался не разрешать себе даже думать о ней. И случись кому спросить его, кто такая Деб? — Ник без запинки ответил бы, но не так, как раньше, то есть не представляя себе конкретного, очень дорогого
и любимого человека, а как разведчик, которого на проверке легенды,— читай: совершеннейшей мякине,— не проведешь.
Все эти мысли в полусне довольно вяло переваливались у Ника в голове. Вставать было рановато и Ник, предвидя беспокойный день, давал себе поблажку понежиться лишние минутки.
Наконец, Ник услышал требовательный зов желудка. Желудок,
Он заказал завтрак в номер и наслаждался хрустящими простынями, приятным запахом собственного одеколона, терпким кофе. Кофе был восхитителен, удивительное ощущение спокойствия вызывал мягко тянущийся вверх от первой утренней сигареты голубоватый дымок.
Все тело было расслаблено и нега плавно обволакивала его. Глаза опять слипались.
Ник чуть было не заснул вновь.
Но он по опыту знал, что этого допускать нельзя. Сон после пробуждения обеспечивал разбитость на весь день, а она как раз была противопоказана. Как ни приятно в постели, как ни много времени до вечера, надо было вставать.
Ник пружинисто вскочил и занялся обычными утренними упражнениями. Потом принял душ и допил уже остывший кофе;
Одеться он постарался не слишком приметно, на здешний манер —джинсы, рубашку, куртку.
Застегивая молнию и примеривая у зеркала подходящее скучающе-простоватое выражение лица, Ник внутренне улыбнулся своим опасениям, что проведет всю неделю взаперти. Времени-то было мало. А дел впереди—немеряно. Это сегодня можно было понежиться, а дальше все пойдет быстрее. Как музыка на магнитофоне, который «зажевал пленку»: вроде все в порядке, нота за нотой, и вдруг сбой и все быстрее, а ноты все выше, скороговорка, писк, тишина.
«Вот и прогуляемся по городу,— решил про себя Ник.— А заодно и посмотрим, где проведем вечер...»
Все постепенно стало подчиняться привычной схеме: проверка места, где надо было проводить операцию, расчет путей к отступлению, выбор точек обзора, запасные варианты...
Ник прекрасно знал, что подобными мелочами пренебрегать нельзя. Это Наполеон ввязывался в бой, а потом решал, что делать.
Но этот номер и у него проходил лишь до поры до времени.
На всякий случай Ник огляделся: все ли в порядке в номере? Не может ли хоть что-нибудь теперь выдать в нем неамериканца? Окурки только здешние. Грязная посуда собрана на поднос и оставлена на столе — его предупредили не выставлять ее за дверь, как это обычно делается в западных отелях,— воруют чашки. Ник тогда не очень поверил, да и сейчас, рассматривая топорный общепитовский дизайн, украшенный золоченой надписью «ресторан», засомневался, что кто-нибудь позарится на эти потресканные красоты, но оставил, как просили.
Одежда на месте, и только американская, косметика... Впрочем, заметил у телефона листик из блокнота с телефоном и надписью по-русски «аэрофлот», который немедленно скомкал и сунул в карман — выкинуть на улице. И тут заметил свой кипятильник.
Конечно, столь нехитрые переделки мог совершить человек любой национальности. Но если такой инженерный порыв характерен для нормальных русских, то американец или, скажем, европеец, орудующий ножом и отверткой, выглядит несколько странновато.
Жаль было кипятильника, но пришлось потратить время,
Это тоже надо выкинуть на улице.
Он еще раз оглядел комнату. Все было в порядке.
Он заглянул в ванную, захватил маленький походный спрей с одеколоном и сунул его в карман. Для пущей убедительности достал из сумки журнал «Премьер» и, раскрыв наугад, положил на тумбочку и кровати и вышел из номера.
* * *
Выкинув лишнее в урну не при выходе из гостиницы, а на одном из перекрестков, Ник шел по спокойным улицам, заглядывал в пустые витрины, которые его больше не удивляли. Народу было мало — рабочее время. Среди прохожих преобладали пожилые люди с сумками.
«Это добытчики еды,— догадался Ник.— Пока все на работе, они ходят по магазинам, стараясь купить что-нибудь... Как это говорится — практичное. Представляю себе, как быстро вымерли бы американцы, если бы были обречены на подобный «шоппинг». И моим не помогли бы все лекции о выживании в экстремальных условиях...»
Вопреки собственным ожиданиям, Ник совсем не жалел своих бывших сограждан. В их жизни для него, не было ничего чрезвычайного: он помнил свою жизнь здесь. Она ничем не отличалась от сегодняшней. И теперь, оглядываясь назад, на все странные периоды своей жизни, он понимал, что счастливым, наверное, можно быть везде. И трудности преодолевать тоже можно везде. В конце концов эти люди, попади они в стерильный американский мир, скорее всего тоже не сумели бы вписаться в него. Им бы и там пришлось выживать —только по-другому. Учиться улыбаться, учиться искать и не терять работу. Кстати, и учиться работать. Даже экономить им пришлось бы учиться. Казалось бы, они умеют это делать прекрасно, но в Америке все по-другому: хочешь получше сэкономить, надо побольше потратить... Он вспомнил, как развеселился, когда услышал в какой-то дурацкой телепередаче заполошное выступление американской феминистки, которая говорила, что в России ужасно тяжелая жизнь и женщинам приходится покупать все в больших упаковках, чтобы свести концы с концами...
Нет, он не драматизировал здешней жизни. Жизнь она и есть жизнь. Но то, с чем столкнулся лично он и его близкие — Сергей и те люди, которые как бы по наследству сделались Нику близки,—это было недопустимо.
Это надо было поправить.
* * *
Ник подошел к «трубе». Днем место не показалось ему ни страшным, ни криминогенным. Играл неплохой джаз уличный оркестр, художники частью продавали свои работы, частью предлагали свои услуги в качестве портретистов.
Тут же продавались сувениры: матрешки, расписанные шахматы, платки, еще какая-то ересь. Надо бы купить что-нибудь Деб и соседям, но сейчас Нику было не до того.
Он внимательно осмотрелся, выбрал место, где судя по всему, можно припарковать машину и откуда легко можно было вырулить как в ту, так и в другую сторону проспекта. Отсюда открывался неплохой вид на толкучку, но ясно было, что «надземная» часть скорее всего интереса не представляет.
Фланируя, Ник спустился в переход.