Америкен бой

Рогоза Юрий

— Ну, выходи, родной, выходи. Некуда тебе девать­ся...

Говоря, Железяка на всякий случай поставил пистолет на предохранитель. Мало ли что, вырвет и сразу стрелять захочет, а тут какая-никакая, а оттяжка. Может в полсекунды, а есть. Сам он стрелять не собирался. В голого, безоружного — даже как-то неудобно.

Он прошел еще несколько шагов и почувствовал, что блатной в ближайших кустах.

Железяка покрепче взял пистолет и нарочно повернул­ся к нему спиной.

«Вот сейчас прыгнет»,— подумал он. Блатной и прыг­нул.

Еще в полете, хищно выставив вперед руки, он удивился, что милиционер уже стоит к нему лицом и даже не замахивается, а просто-таки уже бьет его рукояткой пистолета чуть выше удобно подставлен­ного уха.

Удар получился полновесный и пришелся строго над ухом. Блатной тяжко осел на лесной тропинке, и Железя­ка деловито надел на него наручники.

— Ну, вставай, сатир,—благожелательно подпихнул его ногой лейтенант.

Блатной сел, мыча, покачиваясь из стороны в сторону и пытаясь утереть с лица кровь. Но руки уже были скованы за спиной.

— Слушай, лейтенант,— проникновенно заговорил он, снизу заглядывая милиционеру в глаза.— Нельзя мне в тюрьму, ну никак нельзя....

Железяка смотрел на него молча, без злобы, даже как-то снисходительно. Блатной приободрился:

— Слушай, отпусти ты меня, ну чего тебе? Одним делом меньше, одним больше... А у меня жена, ребено­чек, мамочка старенькая, не переживет она...

И блатной деланно зашмыгал носом, стараясь выда­вить слезу, но это ему не удалось.

— Мамочка в Туле? — спросил Железяка.

— Нет, в Воронеже...

— Ну, жену твою я в окно видел. Остальные дочки? — Что ты меня мучишь?—Блатной сделал вид, что вся его душа переворачивается от циничности милици­онера, от черствости его души, в которой нет совершенно ничего святого.

— А чего ж ты не дома? Ладно, вставай.

И помог голому уголовнику подняться на ноги. Тот повел скованными за длиной руками и тоскливо посмот­рел на луну в темном небе.

— Пошли, погуляем,—предложил лейтенант и под­толкнул задержанного в сторону поселка. Тот нехотя сделал шаг, другой, но снова остановился. 

— Ну ладно, ну, давай договоримся — опять заныл он.— Ну чего ты молчишь?..

Железяка чуть отошел и стал рассматривать блатно­го, сунув руки в карманы: 

— Да вот, любопытно мне, откуда ты деньги доста­вать будешь.

— Ай, — приподнятым голосом заверещал блатной.— Зачем деньги! Деньги грязь, во гляди, от сердца отрываю, красавец!

И он пошел к милиционеру, выпятив грудь. В темноте Железяка не совсем его понял и удивленно попятился:

— Елду что ль предлагаешь? — несколько ошарашенно спросил милиционер. Такого предложения он уж сов­сем не ожидал.

— Мент, да ты в окно насмотрелся и фурагой поехал? — Блатной рассмеялся вполне искренне.— Елду, скажешь тоже. Вот, смотри, да фонарь вклю­чи...

Железяка включил подсевший фонарик и осветил блатного. У того на голой груди блеснула толстая золо­тая цепь с кулоном, в середине которого

переливался большой драгоценный камень.

— Это брюлик в платине,— понизив голос зашипел блатной, как ему казалось соблазняющим голосом.— Лейтенант, он сейчас двести штук стоит! И он чистый, я его сам на кровные в магазине купил, хлебом клянусь! Специально для такого случая...

— Давно купил? — спросил Железяка.

— Года два как.

— Да, плохо еще работают наши следственные ор­ганы. Целых два года такая мразь как-ты — и на сво­боде. Ну, ладно, касатик, пошли. Хотя случай был не плох. Здорово пробежаться вот так, весело, по росе, голым, в лунную ночь и с бриллиантом. Завидую я тебе.

Блатной напрягся:

 — Короче, лейтенант, дашь уйти? Одни мы тут, а я не задаром прошу, сам видишь. — Ну-ка дай глянуть.

— Вот,— и блатной с готовностью подставил голову, чтобы милиционеру было удобнее снять цепь. .

Некоторое время Железяка рассматривал драгоцен­ность. В ювелирном деле он не разбирался, но сразу понял, что эта вещь дорогая и качественная.

— Хорошая вещь,— про себя сказал он. Потом намо­тал цепь на руку и шлепнул блатного по голому плечу.— Не замерз?

— Есть немного,— угодливо залебезил тот и стал поворачиваться, чтобы Железяка снял наручники. Лей­тенант снял один наручник и, когда блатной разворачи­вался к нему лицом ловко перехватил его руку и защел­кнул наручник снова, но так, чтобы скованные руки были впереди.

— Ты что? — ужаснулся блатной.— С глузду съехал?

— Пошли, пошли...

— Куда?

— Ты что, не понимаешь? Такая красота! Надо ребя­там показать, похвастаться... А тебе что, не говорили, что Железяка не берет?

— Так это ты и есть! Ах, шкура ментовская, не знал. А то прям в тебя бы целил... Ну да ничего, я с того света приду, чтобы горло тебе перегрызть...

— Скучные вы какие, блатные,-— рассуждал по дороге Железяка.— Только и разговору у вас, что про «горло перегрызу» да про «отпусти»... Рассказал бы что-нибудь интересное. Ну, где товары берешь, или кому деньги от рэкета относишь...

Но блатной высокомерно молчал.

— Нет, необразованные вы... Беседу поддержать не умеете. А странно, посидите у нас месяцок и, глядишь, еще как разговоритесь...

— Убью тебя,— зашептал сквозь зубы блатной.— Дай срок, падла...

— Ладно, ладно, двигай,— лейтенант слегка пнул блатного под зад.—Это песня не новая...

* * *

При входе в поселок они увидели, что выстрелы раз­будили жителей. Окна во многих домах, несмотря на поздний час, светились.

Некоторые стояли у, калиток и смотрели, как ми­лиционеры загружали в автомобиль ящики, которые нашли в сарае. Увидев голого блатного, которого по центральной улице конвоировал милиционер — в одной руке сигарета, вторая в кармане, жители попятились в глубь дворов.