Амгунь — река светлая
Шрифт:
— Лет по восемь было. И что вспомнилось?
— Да вот вспомнилось. Старею, что ли, все старое вспоминаю. То как с отцом травяной сеткой рыбалили, то как в войну бабам помогали неводить. До сих пор в глазах штабеля мороженой рыбы по Амуру. Сколько рыбы было!.. — Глянул на Домрачева: — Не спешишь?
— Да терпит время.
— Хочу твой совет услыхать, — сказал председатель. — Районные руководители нас, рыбаков, к земле склоняют: корчуйте, дескать, тайгу, поднимайте целину, коров, чушек заводите — и заживете. А мы вот на
Домрачев качнул головой, не удержался:
— Не высоко ли хватил, Михалыч? Сейнер небось денег стоит.
— Справлялся. Новый отстроить — семьдесят тысяч вынь да положь!.. Можно и старые купить — дешевле выйдет, но надежда на них какая? Купишь, да и рад не будешь. В трубу вылетишь.
— Это точно. Выходит, куда ни кинь — всюду клин.
— Клин-то клин, а лазейка имеется. Уговариваю я колхоз «Коминтерн» соединиться с нами. У них немножко денежек, у нас — вот и сейнер. — Председатель закурил папироску. — Без рыбы нам не прожить! На рыбе выросли.
— Согласие дал «Коминтерн»?
— А куда они денутся? Каждому понятно: объединиться необходимо. В Амуре нам пока делать особенно нечего, а в море выходить одному колхозу не под силу. Вместе же наскребем на один, на другой сейнер, да у государства ссуду возьмем. С заводом я уже договорился о постройке судна. Если все ладом пойдет, через два года в море выйдем, сайру, навагу, сельдь ловить будем. А там, глядишь, и Амур войдет в силу. Станем тогда и мы на ноги.
— Через три года рыбы здесь невпроворот будет. Нынче кеты много идет, густо. Отнерестилась бы удачно, — сказал. Домрачев, и забитая было тревога напомнила о себе.
Домрачев предпочел бы провести сентябрь без помощника, каким был лейтенант Кудрявцев, но это было не в его власти. Кудрявцев ему не подчинялся, но именно он, Домрачев, отвечал за жизнь Кудрявцева.
— Семен, — сказал Рудников, — ты не стесняйся, если тебе нужна помощь.
— У тебя своих дел по горло.
— И это тоже наше дело.
«Нет, председатель, это мое дело, и я отвечаю за него головой. А твоя голова тут ни при чем, — подумал Домрачев. — Твое дело — колхоз сохранить».
— Помощника тебе прислали резвого, — сказал Рудников. — Придерживай ты его, Семен.
— Его придержишь. Толком не ест, не спит — ждет, когда дело начнется. В каждом человеке браконьера видит и желает с ним мигом разделаться, да чтобы браконьер при этом свое нутро показал.
— Молодость. Небось сам сюда напросился.
— Ясное дело, не силком.
Лейтенант, как вышел из ледника, чуть ли не вприпрыжку приударил к дому рыбоинспектора. Думал, может, куда ушла Катерина и Катенька одна в доме. И шагал лейтенант вначале берегом, потом улочкой. Какая-то баба, босая, в платке клинышком, глянула на него от калитки и тут же отвернулась равнодушно. Лейтенанту бросились
Ни разу не обернувшись, она исчезла в темных сенях. И тут на крыльцо вышел мужик, тоже босой, рубаха выпростана, кудлатый, защурился на солнце. Прогудел через плечо в сенцы:
— Где углядела-то?
В другом дворе бородатый дед сидел на чурбане, покуривая трубку. Белая его рубаха светилась на солнце, блестел и гладкий череп. В глубине двора длинноногая девчонка дразнила пса, тыкая в него хворостиной. А в крайнем окне дернулась занавеска, и там мелькнуло чье-то лицо.
Залаяла вывернувшаяся, откуда ни возьмись, собачонка, закружила перед лейтенантом, отрезая ему дорогу.
— Дамка, Дамка, — попытался утихомирить ее лейтенант. Но собака еще больше озверела, залаяла чаще, заливистее.
Дед поднялся с чурбана, прошаркал к забору:
— Цыц, негодная! — и пыхнул дымом, лейтенанта оглядывая.
— Спасибо, — сказал лейтенант.
Старик ничего не ответил, все дымил трубкой да глядел из-под седых бровей.
Лейтенант, пройдя несколько шагов, оглянулся: держа трубку во рту, старик по-прежнему смотрел ему вслед.
Что ему надо? И кто был за занавеской? Попробуй разберись…
Лейтенант шел уже не так скоро. Показалось ему вдруг, что идет он по неведомой ему до сих пор земле, будто попал он в другой век.
Дома здесь сложены из слегка окантованного кругляка чуть ли не в обхват, окна с овальными вверху рамами, с резными наличниками. Бревна в черных трещинах, давние… Тонкая кружевная резьба также по-за стрехам. Рядом с домом в каждом дворе бревенчатая стайка. За заборами стелется по земле жухлая картофельная ботва, огуречные плети, круглятся тугие кочаны капусты, красно светятся помидоры. С огородов веет горькой увядшей зеленью, винным смородиновым духом, нагретым навозом.
— Эй, товарищ милиционер, пистолетик обронили?
Обернулся: парни в цветастых рубахах загоготали, когда он за бок себя лапнул. Лейтенант увеличил шаг, уставясь себе под ноги.
Во дворе встретила его хозяйка, глянула обрадованно.
— Приехали?
И пес Темка бросился к нему, заюлил вокруг, норовя лизнуть руку.
Лейтенант быстрым взглядом обежал двор — нет, не видно Катеньки. Только Семушка еще дома. Выбежал он из сеней на крыльцо, пропрыгал по ступенькам и — к лейтенанту.
— Чего я знаю…
— Чего ты знаешь, Семушка?
Он скосил глаза на мать, потянулся к уху лейтенанта:
— Мужики говорили…
— Какие мужики?
— Обыкновенные… рыбаки.
— А что говорили?
— А про то я только папке скажу.
А Домрачева все не было. Лейтенант сел на крыльцо и в ожидании принялся чистить пистолет, снял пороховой налет. Заглядывал в зеркальный ствол, с любовью прилаживал части, отмечая, как приятно тяжелит руку пистолет. Пояснял Семушке: