Амгунь — река светлая
Шрифт:
— Ты что, за идиота меня принимаешь?
— Глупости, — равнодушно и совсем не замечая его взвинченности, проговорил Федор Лыкин. — Глупости городишь, Харитон, несешь всякую чепуху. Да я потому и поставил на кухню Дениса, что тебя можно за маневровый паровоз использовать. А он еще успеет навкалываться, поимеет такое удовольствие.
Карчуганову, видно, понравился ответ бригадира, он спокойно заявил:
— А человеку обидно. Ведь обидно, Денис? Скажи! Несправедливо?
— Продумать этот вопрос надо, — вмешался Лешка Шлыков, — график ввести.
И все с ним согласились.
— По справедливости надо, — буркнул и Некий Патрин. — Денис — не козел отпущения.
Лыкин пошевелил бровями, зачем-то потрогал сухие свои щеки и в полном молчании объявил, что здесь надо еще подумать. Все охотно сказали «конечно» и повалили за Лыкиным на улицу.
Монтажников сменили Архипов и Черноиванов. Архипов, войдя, пожаловался на дождь:
— Насквозь проклевал, зараза! — И, придерживая локтем дверь, выжал за порогом белую лыжную шапочку.
Черноиванов стянул с тугих плеч мокрую кожанку, остался в свитере, крепко ступая, прошелся вдоль стола; с силой потирая влажные руки, вспомнил:
— Умывальник сюда нужно, Саня, полотенце, мыло.
— Много чего нужно, — сказал Архипов. — Больше чем до черта: тупик наладить и перекочевать, два домика щитовых собрать, а то придется зиму в этих вагончиках кукарекать. Бр-р!.. Как вспомнишь, так вздрогнешь! Мы на Воркуту трассу вели, Косью — Воркута. Зона вечной мерзлоты, морозы за сорок заворачивают, а мы в таких вагончиках. А то Абакан — Тайшет. Сдохнешь!
— А где там?
— На станции Кошурниково.
— Слушай, вот не повезло мужикам!.. Изыскатели… Их, кажется, трое было.
— Трое: Кошурникова, Дуравлев, Стофато.
— И все погибли…
— Да, — Архипов тяжело вздохнул и принялся ложкой помешивать парящий борщ.
Дениска не сводил с него глаз: Архипов все больше ему нравился, и потом эти изыскатели…
— А что они искали? — вырвалось у Дениски.
— Трассу для железной дороги, как раз там, где сейчас проходит Абакан — Тайшет.
— А когда это было?
— Сорок третий год, — Архипов, сложив губы трубочкой, остужал в ложке борщ, помолчал, взглянул на Дениску: — Историю нужно знать — крепче чувствовать себя будешь. Дерево без корней не бывает… Вот, к примеру, ты знаешь, что БАМ уже однажды начинали строить? Так вот… А кто строил, а? Такие же обыкновенные люди, как и мы с тобой. Но учти время — послевоенное — трудное, когда всего не хватало. Я знал одного мужика, сейчас он работает провизором в городской больнице. Так вот он как раз работал в этих местах. Кое-что рассказывал. Трудно было — и главное, жрать не хватало, медикаментов. Он говорит, что тогда и научился травы понимать. Сушил, отвары делал. Многих от смерти спас. Цинга, говорит, многих валила: ни лука, ни чеснока было не найти, так только отваром хвойным и держались. Отварят бадейку и пьют. Горечь сплошная, а они пьют. Кому подыхать охота? А работали как звери: трасса нужна.
— Да уж русского мужика в работе подгонять не надо, — заключил Черноиванов
— Да, — со вздохом согласился Архипов и задумался.
— Теперь наш черед, — добирая остатки борща и отодвигая от себя чашку, сказал Черноиванов. — И на кашу долю будет лиха, а, Саша?
— Да уж не минует. У каждого поколения свои трудности, если говорить о поколениях.
— А почему бросили трассу? — спросил Дениска, слушавший весь разговор начальства.
— Последствия войны. С финансами трудно было. Так ты понял, Денис, зачем я рассказал тебе все это? — в упор спросил Архипов.
— Чтобы знал.
— Не только. Не только, дорогой. В истории, как в любом деле, суть нужно выявить. А суть вот в чем: уж коли в то время, когда полагались на кирку и лопату, вкалывали до седьмого пота на этой трассе, то нам и сам бог велел. Добавь-ка, Ирина! — И, принимая от нее чашку, похвалил: — А борщец у вас получился что надо!
— Да, — не захотел остаться в долгу Черноиванов, — такое впечатление, будто я дома побывал. У меня жена борщ сварит — пальчики оближешь.
— Ты отправил своего подопечного? — вспомнил Архипов утреннего гостя — водителя КрАЗа. — Накормил, заправил — все как полагается?
— Парень сказал, что теперь на трассе мостостроителям почет и уважение обеспечены, — с гордостью сообщил Черноиванов. — Мужик что надо. Целую неделю один по тайге крутил. Двое суток не спал — какой-то срочный груз в мехколонну везет. Говорит, парни ждут. Вначале, когда я за стол его пригласил, отказывался, а как сел, Ирина свидетель, булку хлеба умял за милую душу — проголодался, отощал, аж черные круги под глазами.
— Они что, насыпь отсыпают?
— Ну да. Говорит, ребята подобрались крепкие. На трассе — порядок, законы суровые. Если в тайге не помог товарищу — лучше заранее ноги в руки и ходи-гуляй с трассы — все одно не простят. А хлюпики сами уходят — не выдерживают.
— Самые человечные законы, — раздумчиво произнес Архипов. — Иначе, если не помогать друг другу, нечего здесь делать. В одиночку — пустое дело: БАМ не поднять.
Дениска, навострив уши, слушал разговор начальников, вспоминал добродушного богатыря-водителя: его по-мужски красивое лицо, громкий уверенный голос и как он протянул водителю руку дружбы. Дениска улыбнулся своим приятным мыслям.
— Кстати, — сказал, оборачиваясь к Дениске Черноиванов, — тебе огромный привет, хлопец. Он хотел с тобой попрощаться, но ты куда-то пропал. Ты это умеешь.
Он еще в чем-то хотел обвинить и без того сникшего Дениску, но Архипов спросил у него:
— Твой пацан пошел в школу?
И о Дениске забыли.
— Ох, не говори, — сел на своего конька Черноиванов. — Важный такой ходит, с портфелем, чуть ли не спать с ним ложится. Умора! Нет, представляете себе: спать ложится и портфель под одеяло.