Амулет мертвеца
Шрифт:
За столик красивой одинокой блондинке в бирюзовом сарафане смуглая официантка принесла бутылку розового «Абрау» и два фужера.
— Простите, не заказывала.
— Это вам в подарок, вон от того мужчины за угловым столиком. — Девушка хихикнула, поправляя голубой фартучек. Стрельнула темными нахальными глазами в угол веранды. — Он с вас глаз не сводит. Уж часа полтора.
«Не было печали», подумала Даша, хмурясь. Кругленький лысоватый крепыш восточного вида никак не казался залетным орлом. Так, разбогатевший до поношенного десятилетнего
Он улыбался маслянисто, изобразил что-то роде мелких поклонов, и наконец решился — подплыл к ее столику. Оказавшись еще и Даше по плечо.
Конечно, приморский бонвиван, в сущности, ни в чем не был виноват, но Даше хотелось сорвать на ком-то раздражение. Она мрачно блеснула глазами из-под золотистой челки.
— Здравствуйтэ! Ах как жаль, что я раньшэ вас не встрэтил!
И тон какой-то умильный. Встретил бы — не обрадовался.
— Раз так вышло, — сказала Даша, — теперь уже можно не стараться. Считайте, что я вам почудилась. В бреду.
— Ну зачэм так, такая милая дэвушка?
— За комплимент спасибо, только не милая я. Та еще сука.
Даша любила раньше подрубить кавалера. В те времена, когда была молода душой, подумала она.
Бедняга растерялся, привык, видно, к иному стилю, а обижаться вроде бы было не на что.
— Чэго вы на себя наговариваетэ… — протянул он с детским выражением на рожице.
Неведомо, до чего довели бы они диалог, но за Дашин столик беззвучно сел кто-то еще.
«Это что за наглежь?»
Она обернулась… и ощутила облегчение пополам с изумлением.
Рядом сидел Данька. В своей походной джинсовой куртке с красно-синей нашивкой «Хард метал» на рукаве. Бледный, красивый, насмешливый. Тощий рюкзачок он поставил под стол. Как нашел? Нюхом?
— Как добрался? — она постаралась придать голосу легкую издевку, не вышло. Снова ей показалось, Данил теперь от нее дальше, чем на его похоронах… что за дичь.
Помрачневший кругляш удалился за свой стол. Даниил одним взглядом смирил его. Во рву львином гривастые коты тоже ходили бы у него по стеночкам, подумала Даша.
Данил кивнул и сказал.
— Добрался быстро, хоть без особого комфорта. Ты как? Отбиваешься от диких горцев?
— Уже отбилась. Страшно рада тебя видеть, — и она поняла, что говорит правду. Другой или нет, Данил есть Данил. Невозможный ее дар.
— Я тоже рад, — сказал он и чуть улыбнулся, половиной рта. Раньше так не делал. — И все же Даш…
Он помедлил, оглядел горизонт и розовеющей небо, воды многие перед ними.
— Даш, может быть, тебе… нам не стоит пока видеться. Дело…
— …не в тебе, дело во мне? И ты как другие мужики?
У нее навернулись слезы.
— Солнце, я серьезно. Поверь, не по своему желанию, а ради тебя. Есть обстоятельства.
— И ты бы не пришел сюда? Если бы не обещал?
— Я не властен прийти, я не должен прийти, я не смею прийти, был ответ.
— Кто-то был умерщвлен, по душе его он будет три дни поминки творить? [19] —
Данил не думал, что будет так больно. Убийцы не любят, когда их тычут в содеянное, да?
19
[2] В. Жуковский «Замок Смальгольм»
— Может, вместо расколдованного принца ты получила чудовище. Прости, не могу сказать яснее.
— Мне?!
— Особенно тебе.
Он поднялся, окончательный, как эшафот.
— Не волнуйся за меня. И за себя. Я буду охранять тебя, обещаю. Сейчас мне надо идти. (Да, чтобы не упасть к твоим ногам и не завыть).
— Я жду тебя в полночь в моем номере. Ты ведь…
— Я уже знаю где ты. Я говорил, многое изменилось.
— Заклинаю Ивановым днем.
Ему показалось, она улыбается, чтобы сдержать слезы. Из-за него. Мало она мучилась из-за него.
— Если только этим… — он коснулся ее обнаженного плеча прохладными пальцами. — Я приду.
И исчез.
Глава 7. Я пойду, мне товарища нет
В Питере Даша слышала за окном гудки, иногда перебранки, рев дуроломного уличного гонщика, но таких диких природных звуков никогда. Кто-то стрекотал, может и цикады, покачивались в косом электрическом свете кусты, издали доносилась популярная в сезоне песенка с глупым припевом, типа «А я в загул уйду, уйду». Разве что в загул.
У нее была бутылка мартини и коробка «Родных просторов» на тумбочке у двуспальной кровати. Даша напрасно притворилась, будто купила эти колючие сверху и мягкие внутри конфеты не потому что их любил Данил.
«Не пробудится он, не поднимется он, мертвецы не встают из могил» [20] .
Привязался еще этот борзописец со своими умертвиями. Ей десницею руку пожал. Только его-то была холодна. Беззаконную небо карает любовь. Старый мудень-моралист вы, Василь Андреич. Вот уж наша беззаконнее некуда. Данька, сделай и меня тогда чудовищем, ладно? Сможешь?
20
[1] В. Жуковский, там же
Глупая дрянная девчонка, но ей стало легче, когда она увидела боль в неземных, страшных его глазах. И всюду чую тайный взгляд вишневый.
Даша выкупалась после встречи с Данилом, слопала мороженое, пять шариков за сто рублей, послушала «Отель Калифорния», электрогитару лохматого молоденького уличного музыканта, пока тот не подмигнул ей и не завел «Секс бомб, секс бомб, ю а секс бомб», такой дерзкий.
И было спокойно, как в детстве, под присмотром отца.
Время подходило к полуночи. Час нечистой силы. Явись, суженый-ряженый…