Амулет мертвеца
Шрифт:
— Кстати, сэкка можно понимать как «странник». Мы могли бы сами, — продолжал сэкка, — устроить ночной налет, и всех там пустить клочьями, но тогда нашей спокойной жизни тут конец. Слухи, паника, чудовища вида ужасного растерзали десяток вооруженных сироток.
— Ага, с пушками, то есть госконтора? И мы должны за вас с ними зарубиться? — сказал индеец. — Мило. Губа не дура.
— Вряд ли госконтора. Хотя связи у него там должны быть, как без того, — сэкка почесал задней лапой за ухом, как огромный кот.
— Так почему она не сбежит, раз вы такие вольные звери? И откуда вы знаете, будто их шеф из наших?
— А давайте я вам покажу вместо часу болтовни? Она смогла с нами связаться ненадолго. Теперь, думаю, ей отрубили сознание гадостью вроде наркотика. Кто тут посмелее, мертвые герои, положите мне руку на голову.
Даша шагнула вперед и вытянула руку. Данил было дрогнул, но сэкка (чудовищем ей больше не хотелось его звать даже мысленно) подмигнул, встал и подошел, оказавшись ей выше пояса в холке, хоть на рост Даша не жаловалась.
Даша положила ладонь на спутанную шевелюру, обоняя не такой и неприятный канифольный запах, волосы были чистые и немного жесткие, как у терьера.
— Другое дело. Живая девочка самая храбрая, я гляжу, — сказал сэкка. — Только с вами зря связалась. Эдак таким же чудовищем станет. Еще кто?
Ольгер подошел и положил широкую белую ладонь рядом с узкой Дашиной. Потом Данил и остальные. Странное зрелище — словно обряд, могилы, ограды, и посреди пятеро стояли полукругом, их руки лежали на лохматой голове человекозверя.
— Смотрите, — сказал он, — это просто память, бояться нечего.
— Напугал, челмедведосвин, ведь обмочусь, — шепот индейца.
Когда-то давно молодая и глупая девочка Даша прыгнула с «тарзанки» в парке. Примерно те же ощущения, вплоть до завязавшегося узлом желудка она получила и теперь. Но дурнотное падение замедлилось, и теперь она стояла… стояла на четырех лапах. Прикованных к скобам в бетонном полу. А вокруг решетка клетки, вертикальные прутья, как в зверинце.
Еще воспоминания об ударах и боли от укусов дротиков с одуряющей дрянью, и едкий карболовый запах чего-то брызнутого в нос, занемевший теперь и почти потерявший чувствительность.
Голые стены в бетонной «шубе», лампы дневного света на потолке. Признаков «где» нет, но казалось, под землей. Стальная дверь вроде бункерной напротив, крашеная серой краской. Она открылась, без скрипа толстых петель, и вошли трое.
Двое здоровых мужиков в камуфляже без знаков различия, в берцах, с дубинками на поясах. Один темный с небольшой бородой, второй белобрысый, но оба с неприятными тяжелыми взглядами, делавшими их похожими не меньше костюмов.
Третий иной.
Холодный. Бледный. Неживой. С темно-багровыми глазными яблоками. От него не доносилось пульса и звука дыхания, и чесночного запаха пота тех двоих.
Совсем не страшный. Приятный моложавый мужчина, темно-русый, гладко выбритый, похожий на Штирлица
Даша ощутила горячую тугую злобу, тоску и скрытый страх женщины-сэкка. Или сэкка-девушки? Слово «самка» ей уже на ум не пришло.
Труп подошел к прутьям, мановением холеной ладони оставив на месте охрану, но остался в разумном отдалении. Покачал головой, как кроткий ветеринар перед злой собакой.
— Девочка, перестань скалиться. Никого ты не напугаешь.
— А ты подойди ближе, падаль! — раздался в ушах Даши низкий, несомненно женский голос, мелодичный, напряженный, но без нот истерики. — Придвинься, шепну на ушко пару секретов.
— Секреты ваши мы и так узнаем. А дергаться бесполезно. На оковах серебро, и место тут не очень обычное. Прыгнуть в вашу нору не сможешь. Зря воюешь, кстати. Ну да, неприятно вышло, так ты бы в гости сама не пошла.
— К упырю? У меня-то голова здорова.
— Говорит зверь с человечьей головой на песьем тулове… — он улыбнулся без улыбки в глазах. — Чем раньше перестанешь буянить, тем скорее мы тебя отпустим. Отпустим. На черта нам ссора с вашим племенем? Поможешь узнать про ваши фокусы с прыжками через мировую изнанку, я тебя лично раскую и золотом осыплю. Не хочешь золота? Грузовик фуагры устроит? Новорожденные человечьи младенцы с трюфелями?
— По себе судишь, кровосос. Твоя голова, пожалуй, устроит, но без туловища.
— Я ядовитый и тухлый, — сказал он почти весело, — кровосос же, но ты пока повыбирай награду. Да, воды и еды принесут, морить голодом не моя метода.
— А нет то что? Снова палкой по загривку? Или иголкой в жо…
— За иголки извини, без палок тоже постараемся. Про вашу живучесть наслышан. Но разве палки да иголки боль? Дитя ты наивное, из дикого леса. Не представляешь, как будет скверно. Может, всю оставшуюся тебе жизнь, пока не поумнеешь. Опыты над вами еще не ставили? Инквизиция не ловила? Щенки они перед нынешней наукой.
Он скривил губы и лицо на миг стало безумным, а кровавый взгляд — пустым.
— Никуда не денешься. Кстати, твои сюда не попадут. Мы позаботились. Как думаешь, откуда узнали как вас ловить? Припомни, не терялся кто из вашей стаи? Пораздумай ты путем, ага.
Собакевна моя подопытная.
От шагнул назад.
От подавленной ярости и отвращения пленницы Даша стало дурно.
Картина гасла и плыла, Даша попыталась дотянуться до разума сэкка и хотя бы позвать, ободрить «мы с тобой, мы придем», но так и не поняла, получилось ли.