Амур-батюшка (Книга 2)

Задорнов Николай Павлович

Иней блестел на широких сшитых полотнищах бересты, прикрывающих товары.

"В эту пору на Додьге инея не бывает, тут холодней, - думает Вася Кузнецов.
– А грязная какая речка! Течение тихое. Вода в пузырях, как проквашенная".

Вася вчера сидел и не понимал, о чем в темной, мрачной юрте при свете жирника толковал Иван со здешними по-гольдски. Бердышов послал его спать в лодку. Мальчик выспался под пологом и рад, что сегодня не надо ехать дальше, можно отдохнуть, посидеть на утренней прохладе.

– Попробуй. Как вкусно!
– протягивает

ему Диггар кусок мяса.
– Это ноздря сохатого, большая такая! Це? Не хоцу? Ну, тебе тогда дадим вареный мясо.

Иван ел сырые ноздри зверя.

– Как сливочное масло, - говорил он.
– Васька, ты только дивишься. А мы и губу сохатого съели.

Древний старик Иренгену сидел рядом и рассказывал:

– Тут место хорошее. Вот пузыри по реке - это от рыбы. Рыбы много! Когда мой дедушка сюда приехал, осень была. Холодный ветер дул с Эворона. У нас тут большое озеро близко, в тайге, называется Эвур, по-иному Эворон. Из него эта речка вытекает. Дедушка мой сидел как раз на этом месте. Услыхал: что-то шелестит. Он подумал: "Может быть, листья сухого дуба шелестят". Пошел на оморочке по реке и увидел в воде ямы, а в них полно чебаков. Чебаки шелестели, как сухие листья на дубах шелестят, когда холодный ветер дует с Эворона.

Горюнцы отрубили лосю ноги, сняли с них шкуру, а кости разрубили. Юкану разбивал их топориком и, причмокивая, сосал мозг. Иван съел сердце. Илья угрюмо наблюдал. "Жилы еще трепещутся, - думал он, - а они жрут, не жуя глотают".

– Сырое мясо кто ест, здоровей бывает, - как бы отозвался его мыслям Иван.

В котле забурлила белая накипь, там варилось мясо. Илье и Ваське дали хлеба и похлебки.

После завтрака началась работа. Товары выгружали на берег. Амурские гольды, приехавшие с Иваном, переносили их в свайный амбар Юкану, стоявший в тайге.

– Отсюда поеду на Эворон, - говорил Иван.
– А тебе потом скажу, что с этим товаром делать. Пока храни его, тут много продуктов, водка есть.

Юкану все еще был сильно встревожен.

– А как я этот товар хранить буду?
– спросил он Ивана.
– Что, если Синдан спросит? Что я отвечу?

– Что скажешь? Да что есть, то и скажешь. Я тебе сказал зимой: "Не бойся!" - и сейчас скажу. А испугаешься - со мной, брат, теперь будут шутки плохи... Ты делай, что я велю! А то, знаешь, второй раз не прощу. Я ведь терплю, терплю, а чуть что, влеплю тебе пулю...

Иван ударил Юкану по сутулой спине так, что у того внутри все загудело.

Снизу пришла лодка. Приехал Савоська. Слезы катились по желтому тощему лицу старого гольда. Он кинулся к Юкану.

– Я в Ноан на дедушкину могилу пришел. Я тут родился, давно не был, хотел сюда поехать, на дедушкину могилу помолиться, - Савоська вдруг подскочил, ударил себя кулаком в грудь и воскликнул с отчаянием: - А торговец меня избил! Ударил кулаком по лицу. Выгнал из Ноана. На моей маленькой сестре ездит в нарте, как собаку ее запрягает!
– Савоська ухватил за халат древнего старика Иренгену и стал яростно трясти его.
– Ты самый старый Самар. Твой

род обижают! А ты чего даром живешь? Заступайся! Заступайся! Или вот дам тебе по морде!

Кондонцы растерялись.

– Какой ты начальник рода? А? Ты что смотрел?
– орал Савоська, переходя на русский.

Васька Диггар налил Савоське водки.

– Вот выпей и успокойся.

Савоська залпом выпил кружку.

– Я больной, слабый, рука болит, нога болит, - стал он жаловаться, а меня обижают!

Юкану вопросительно поглядывал на Ивана.

– Что теперь делать, как думаешь?
– робко спросил он.
– Я бы поехал в Ноан стрелять и Вана и Синдана, да оленей комар забивает. Надо стадо перегонять в гольцы.

Савоська кричал, ругал сородичей.

Иван понимал его, но молчал. "Савоське хочется возбудить в сородичах гордость, но не тут-то было!
– думал он.
– Очень уж горюнцы забиты. Какая у битого и голодного гордость!" Иван видел, что горюнцы ненавидят Синдана, но все терпят из-за мелочных выгод и страха. Он решил, что надо выручать Савоську, пока не дошло до ссоры.

– Ну, хватит спорить!
– сказал Иван.

Он пошел к лодке, достал из-под бересты новое тульское ружье.

– Вот, глядите лучше, какой товар я вам привез!

Иван показал ружье, потом выпалил через реку в дуб на красном обрыве сопки. Толпа гольдов с криками кинулась в лодки. Они стали грести к обрыву.

– Попал!
– кричали они с другой стороны, рассматривая кору дерева.

* * *

Наутро Бердышов на двух лодках готовился к путешествию на озеро.

– Пойдешь со мной, - еще с вечера сказал он Юкану.
– А товары оставь и амбар не закрывай. Все ведь и так знают, что товар мой, а чужого трогать нельзя.

Бердышов поехал вверх по Желтой реке, держа путь на озеро. Впереди на оморочке шел Юкану.

– Ты зачем вчера родовичей обидел?
– спросил Иван у Савоськи.

– А что они терпят!
– отвечал старик зло.

Иван догадывался, что драка в Ноане произошла неспроста. В другое бы время Савоська старался скрыть, что его побили. Отсылая его в Ноан, Иван уже знал: дело просто не обойдется. Иногда он сам удивлялся своему звериному нюху на такие дела.

Иван в шляпе стоял на корме лодки с винчестером за плечом. Нал ним проплывали вековые ветвистые дубы, склоненные с прибрежных обрывов к реке.

Выехали на озеро. Туман стлался полосами по бескрайному водному простору. Вдали проступали неясные вершины хребтов.

– Пойдем вон в те сопки, - обращаясь к Ваське, показал Бердышов рукой вдаль.
– Везде надо побывать. Правда?

– Правда, дядя Ваня!
– обрадовался мальчик.

– Пойдешь?

– Пойду...

Ему до смерти надоели гольды с их делами. Вид озерной воды напоминал пареньку Амур.

– Вот бы, Васька, тебе на море побывать!
– толковал Иван.
– А ты, Савоська, - засмеялся он, обращаясь к старому гольду, - не кручинься. Может, еще и недаром старался!.. Зря ничего не случается!