Аналитик
Шрифт:
И он вперил в меня свой взгляд. Ну и не буду его расстраивать, что там все вышло случайно.
— Ошибки на начальном этапе — вполне обычное явление, — кивнул я. — Главное, сделать работу над ними.
— Это хорошо.
— Так что по вопросу с заменой первого варианта отчета? — спросил я, когда Сталин замолчал.
— Это возможно, — у меня аж отлегло. — И есть мнение, что членам политбюро, как и мне, будет интересно ознакомиться с обоими новыми вариантами, — кивнул он неожиданно на две папки перед собой.
Я растерялся от такого поворота, но постарался виду не подать. Просто согласно кивнул, что готов, и все.
— Товарищ Агапенко должен был вам сказать о дате представления
— Да, так и есть.
— Если на этом все, то больше я вас не задерживаю.
Вернувшись в институт, я задумался. Вроде и хорошо все прошло, но вот этот намек на то, что созданная мной структура и без меня может обойтись мне не понравился. Слишком много труда я за последнее время вложил в институт, и терять управление над ним не хотелось. Хотя и понимаю, что совсем уж без работы я не останусь. И сейчас меня никто не будет отстранять. Не вижу смысла. И тут у меня два варианта, как дальше действовать. Или же я продолжаю обучать своих аналитиков работать так же, как я. Показываю, что институт справляется со своими задачами и без моего непосредственного участия. Или же начну мягко «отстранять» парней и девушек от работы над самим отчетом, оставив им обработку лишь первичной информации. Второй вариант казался мне глупым и вредительским. Это сейчас мне будет жалко потерять контроль над институтом, но зная свой характер, через пару лет руководство над этой структурой может мне наскучить. Захочется чего-то нового. А кто даст мне уйти с поста директора, если у меня не будет толкового зама? А даже если и дадут, то если институт без меня развалится, отношение ко мне точно поменяется. Как руководителя, хорошего руководителя, меня уже воспринимать не будут. Лишь как исполнителя. Хочу я этого? Нет. Значит, второй вариант отметаем.
И чтобы окончательно отвлечься от этих мыслей я достал из портфеля свой диплом и заметки Эммануила Григорьевича. Надо закончить с этим делом и действительно отнести новые поправки по коллективизации, как и говорил членам экзаменационной комиссии, в Кремль.
— А может не туда? — вдруг пришла мне мысль. — Зачем сразу бежать с этим к Сталину? Ну-ка, кто там помимо него занимается такими вещами?
Глава 17
Конец июня 1932 года
Вроде простой вопрос — кто занимается принятием законов в нашей стране? И ответ тоже прост — правительство. В нынешнее время его функции исполняет Президиум Центрального Исполнительного комитета. Нет, так-то даже не он, а Всесоюзный съезд СССР. Вот только собирается этот съезд хорошо если раз в год. Но ведь в остальное время должен кто-то законы принимать? Вот президиум этим и занимается. Коллегиальный орган власти, как и все остальные в стране. Единоначалие если где и есть, то только в партии. Где товарищ Сталин за генерального секретаря.
В президиуме конкретного начальника тоже нет. Но есть председатель — причем уже знакомый мне. Михаил Иванович Калинин. Помню его, когда доклад политбюро делал. Он и там заседает, только в роли обычного члена этого органа власти. Тогда его затмили Андреев с Ворошиловым. Но ведь и Михаил Иванович вопросы задавал, а главное — явного негатива с его стороны я тогда не видел!
Почесав затылок, я решил, что звонить и напрашиваться на встречу с Калининым будет все же немного наглостью. Но вот к секретарю президиума уже другое дело. И тут факт моего доклада аж всему составу политбюро может мне на руку сыграть. Да и принимал же уже президиум разработанные мной законы. Так что пусть и «шапочно», но там должны обо мне знать. И есть шанс, что не отмахнутся от разговора.
Придя к такому выводу, я поднял трубку телефона и набрал код выхода
— Алло, девушка? Соедините с товарищем Енукидзе… Да, с секретарем президиума… Огнев Сергей Федорович, директор Института анализа и прогнозирования… Спасибо…
Удивил я телефонистку, ничего не скажешь. Но хоть сразу не послала, так что осталось лишь подождать, когда мне ответят. Хорошо, что с недавних пор я вынужденно знаю имена основных членов как партийного аппарата, так и правительства и иных государственных структур. Особенно тех, кто давно на своем посту, а Авель Сафронович работает секретарем аж с 1922 года.
— Товарищ Енукидзе? Огнев беспокоит. Не знаю, слышали ли вы обо мне, но я был в составе участников, готовивших свод законов по коллективизации… слышали? Очень хорошо. Авель Сафронович, я почему вас беспокою-то — у меня подготовлены поправки к тем законам в связи с изменившейся обстановкой в нашей стране. Могу я подъехать, чтобы их показать?.. Хорошо, а когда?.. Понял, тогда жду вашего звонка. Вам как удобнее на рабочий номер мне позвонить или на домашний?.. Хорошо, я продиктую оба. Записывайте…
Положив трубку, я мысленно выдохнул. Сразу не послал, уже большой плюс. А то, что отложил решение по встрече, так это нормально. Наверняка сейчас уточнит и свое расписание, да и про меня справки навести захочет, а уже после этого подумает — встречаться со мной или послать. Но вряд ли пошлет. Михаил Иванович про меня должен помнить и про скорый доклад тоже. Так что я почти уверен, что он мне позвонит. И раз с этим делом разобрались, то пора закончить внесение замечаний профессора в мой диплом. Не нести же в президиум незавершенную работу.
Авель Сафронович озадаченно положил трубку телефона, переваривая только что прошедший разговор. Сначала, когда телефонистка сказала ему, что на проводе ждет глава какого-то института, мужчина не понял, кто это. А уж когда услышал молодой голос, и вовсе решил, что кто-то из старых товарищей решил над ним подшутить и попросил об этом сына или племянника. Но после представления парня Енукидзе все же вспомнил о молодом «псе» Сталина. И напрягся. Почему он позвонил Авелю, а не пошел к своему покровителю? Первое предположение — он попал в немилость. И в это легко верилось. Мужчина не понаслышке знал о тяжелом характере Иосифа. Да что там говорить — он сам после многих лет если не дружбы, то близкого знакомства попал в немилость. А все из-за того, что имел свое мнение о том, как поступить с Зиновьевым и Каменевым. Сталин хотел их расстрелять, а Авель был против. Даже если они оступились, поступать так со старыми товарищами нельзя! Никогда! Пока что это не ударило по самому Енукидзе, но мужчина не сомневался, что Сосо* ничего не забыл.
* — так Енукидзе называл Сталина.
Подставляться из-за незнакомого пацана не хотелось. Но был и другой вариант — Сосо решил дать парню больше самостоятельности. Чтобы тот не дергал его по мелочам. Но как это прояснить? Только спросить у тех, кто общается нормально и со Сталиным, и парня хоть немного знает. Тем более что и ходить особо далеко не надо. Огнев ведь представился главой института. А Михаил Иванович буквально на днях говорил, что будет собираться состав политбюро для слушания доклада парня. Причем во второй раз. То есть Калинин должен быть хотя бы поверхностно в курсе отношений Огнева и Иосифа. Да и про самого парня хоть что-то скажет. Ну и к тому же Серго можно обратиться. Вот кто не откажет и наверняка имеет свое мнение про молодого «пса».