Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Пап, ты обёртку в сумку положи, — попросил Дим. — А то в кармане помнётся.
Тим кивнул, взял у Дима обёртку и положил в сумку, в отделение для карты, как раз поместилась. И, чтобы ненароком не забыть чего, сразу повесил её себе через плечо, проверил карманы на спинках, взглядом нашёл наверху их мешки и тючок.
Доня, не дожидаясь остановки, начала одевать и закутывать младших. Сашка с Шуркой выясняли, чей шарф выпал из рукава и валяется на полу. Кто-то, верный принципу: ешь сейчас, потом не будет, — дожёвывал паёк.
Грег внимательно, даже слегка перевесившись через подлокотник
За окнами поплыл серый высокий забор, и Грег обернулся к Тиму.
— Точно. Сейлемские казармы.
Тим быстро, но внимательно посмотрел в окно и кивнул. Но промолчал. Узнать-то он, конечно, узнал, но остальным лучше этого не показывать. А то ещё спрашивать начнут, объяснять придётся… А это, ну, совсем лишнее. Автобус уже заворачивал в ворота, и Тим снял с крючка пальтишко Дима.
— Одевайся, сынок.
Плавно, без толчков, автобус остановился, сопровождающий встал и громко весело сказал:
— Приехали. Собираемся и выходим. Ничего не оставляйте, — взглядом нашёл Сашку и Шурку и улыбнулся. — Весь мусор тоже с собой. Чтобы у шофёра лишней работы не было.
Люди закивали, выбирая из карманов обрывки пайковой обёртки и яичную скорлупу. Тим помог Диму застегнуться, быстро натянул куртку и снял с верхней полки их мешки и тючок.
— Ничего не забыл?
— Не, — улыбнулся Дим, хлопая себя по карманам. — Всё моё при мне.
Неся оба мешка и тючок в одной руке, а другой придерживая сына за руку, Тим пошёл по проходу. Он хотел задержаться, посмотреть приборную доску водителя и, может, даже поговорить — классно водит, у такого хорошо бы поучиться — но сзади напирали.
Уже смеркалось, и над просторным плацем зажглись фонари. Шум, суета, зычные призывы сопровождающих и команды коменданта. Пять автобусов из разных лагерей одновременно. Не потеряться бы в такой толпе.
— Семейные?!
— Куда семейных?!
— Крайний правый?!
— Все семьи?!
— А мы братья, нам куда?
— Мужчины-одиночки!
— Крайний слева!
— Грег, потом увидимся?
— Ладно, выжили, так проживём!
— Семейные, по семьям…!
— Вещи все взяли?
Женя несла узел, за который держалась Алиса, а другой рукой вцепилась в рукав куртки Эркина. Ничего, главное — они вместе, теперь… неважно, всё неважно, они вместе. В суматохе высадки Эркин неловко надел мешок, теперь ему неудобно держать на плече ковровый тюк, другую руку оттягивает ящик, Женя держит его за рукав, Алиса… Алиса где? Здесь? Ну, хорошо. Остановиться, переложить, что-то поправить некогда. Они уже идут в общей плотной толпе. Матери дёргают, подтягивают к себе поближе детей, громко ругаются мужчины, отталкивая напирающих, и над всем громкий голос Дони, в который раз тревожно пересчитывающей свой выводок.
ТЕТРАДЬ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
Он просыпался медленно, как всплывал со дна. Запахи, звуки, свет сквозь веки. Где он? Кто он? Он… Сергей Игоревич Бурлаков. Он что, болен? В школу не надо?
Он медленно открыл глаза и удивлённо огляделся. Но… но это совсем чужая комната, его — не такая. Да, он помнит, он уже большой мальчик и у него своя комната, маленькая,
Он откинул одеяло и сел. Снова огляделся. Нет, что-то совсем не то. Что? А ну-ка, посмотрим. Он встал, качнулся, с размаху плюхнулся обратно и рассмеялся. Тело как не его. А ну-ка… С третьего раза удалось встать и остаться стоять. Но почему он голый? Мама сердится, когда он ложится спать без пижамки, а вещей его нет, и, как раздевался, не помнит. Совсем интересно. Он снова качнулся, шагнул к окну и, не устояв, сел на пол. Он что, ходить разучился?! Смешно!
Он сидел на полу и смеялся, когда распахнулась дверь. Всё ещё сидя на полу, он повернулся к вошедшей… но это не мама! Кто ты? Он медленно, раскачиваясь и помогая себе всем телом, встал, оказавшись почему-то выше неё. Но она же взрослая, а он — мальчик. Смешно. Шагнул к ней. Она испуганно попятилась.
— Тётя, вы кто? — спросил он по-русски.
Услышав смех, Элли обрадовалась и побежала к нему. Неужели очнулся?! Но когда он, голый, высокий — выше неё на голову — весь в шрамах и рубцах, жутко ухмыляясь, пошёл на неё, она испугалась. Беспамятный! О них такое рассказывали…! Нашарив за спиной ручку, она выскочила из спальни и захлопнула дверь. И даже плечом её прижала. И только услышав новый шум падения, поняла, что он что-то говорил ей, спрашивал о чём-то.
Почему она убежала? Что это? Он шагнул следом за ней, но не удержался на ногах и упал, больно ударившись головой. И опять ничего не стало…
Выждав немного, Элли осторожно приоткрыла дверь. Он лежал ничком в двух шагах от двери. Элли вошла, тронула его за плечо. Нет, опять как раньше. Она уже привычным усилием подхватила его под руки, подтащила тряпочное безвольное тело к кровати, подняла и уложила. Укрыла одеялом. И остановилась над ним. По-детски удивлённое выражение, страшное на взрослом лице. Неужели и впрямь… беспамятный. Мужчина с разумом ребёнка. Зачем он Джимми?
Но Элли уже понимала — зачем. По-детски послушный и по-взрослому сильный. Верящий всему, что ему скажут, ничего не понимающий в жизни. Жалко парня, но она уже ничем не сможет ему помочь. Разве только… научить есть, умываться, пользоваться одеждой и туалетом. В последний раз Джимми, уже уезжая, ей сказал:
— Начнёт трепыхаться, дашь ему этих таблеток. Притихнет.
Элли прошла в холл и взяла с камина пузырёк, встряхнула. Совсем обыкновенные с виду белые маленькие таблетки. И ни этикетки, ни надписи. Что подмешал туда Джимми? От него всего можно ждать. Нет! Элли решительно положила пузырёк обратно. Нет. Раз он смог встать и заговорить, то… то она сможет… Объяснить и договориться. А сейчас пусть полежит, поспит. Она зайдёт к нему потом, после…
Смена шла как обычно. Острота первых дней давно притупилась, и дежурство у Чака и Гэба стало обычной рутиной. И теперь работали здесь все. Даже Джо с Джимом, хотя у Джима были, оказывается, к ним свои счёты. Ну, не совсем к ним, но к таким же. Да ещё Новенького не ставили. Но тот совсем неопытный и в палаты — любые — не допущен, только на дворовых работах пока.