Аналогичный мир - 4
Шрифт:
Работа, как всегда у Леониды Георгиевны рассчитана точно даже не до минуты, а по секундам, и чтобы нагнать упущенное в начале урока и уложиться до звонка, пришлось вкалывать, не отвлекаясь. И что там у Манефы получалось или не получалось, Андрей не знал.
Прозвенел звонок.
— Соберите реактивы. Тетради мне на стол, пожалуйста.
Встала положить свою тетрадь и Манефа, но тут же вернулась на место и села, потупившись. Подступиться к ней с вопросами никто не решился. Все вышли в коридор, а она осталась сидеть и сидела, не шевелясь, глядя на свои лежащие на столе руки и беззвучно
Докурив сигарету, Андрей вернулся в класс и сел на своё место.
— Давай знакомиться, соседка, — весело сказал он. — Я Андрей Мороз, честь имею, а тебя, я слышал, Манефой зовут, так?
Она не ответила, только чуть-чуть, еле заметно кивнула. Звонок на урок не дал Андрею продолжить.
Писала Манефа медленно, явно не успевая за всеми, какими-то странными буквами. Андрей слегка подвинул свою тетрадь так, чтобы ей было удобнее списывать. И получил еле слышное:
— Спасибо.
Андрей склонился над тетрадью, пряча самодовольную ухмылку: главное — начать, а дальше само пойдёт. И когда прозвенел звонок на перемену, она сама искоса быстро посмотрела на него и повторила:
— Спасибо.
— Не за что, — тихо и весело ответил Андрей, убирая учебник и тетрадь.
И на этой перемене она осталась сидеть за столом, но быстро исподлобья поглядывала на входящих и выходящих одноклассников. Заметили это только Эркин и Артём: сами так умели, но, правда, получше.
На английском Андрей быстро понял, что языка Манефа совсем не знает. Они-то все говорили с детства, а учились только читать и писать, а она и слов не знает, не понимает ничего. Джинни, видимо, предупредили, не лезет к ней с вопросами и замечаниями, улыбается ей, но толку-то… И Андрей шёпотом предложил:
— Помочь?
Она молча замотала головой. Андрей пожал плечами, но повторять предложение не стал. В конце концов это её проблемы. Остальные тоже занимались каждый своим.
Оглядываться назад Манефа не рисковала, смотреть на учительницу было страшно: такая та молодая и нарядная, и не боится ничего, стоит перед парнями и мужиками, коленки из-под юбки видны, а не боится, учительница, ей никто не скажет… Манефа покосилась на соседа. Ишь как в рот ей смотрит, им, кобелям, одно надо, а у училки и грудь в обтяжку, и… она тихонько вздохнула и потупилась.
Следующие уроки настроения ей не улучшили, хотя говорили уже по-русски, и учительница была почти старая и не такая красивая, а последним вообще был учитель, седой и строгий, а глаза добрые. Но она всё равно мало что понимала и даже не слушала толком. А этот… Андрей — ловкий, об чём его ни спросят, всё знает.
Прошлую субботу Андрей пропустил, и, хоть все тетради Эркина и заданные на дом параграфы прочитал, но отвлекаться нельзя, о необычной соседке он и думать забыл. Понадобится ей, так сама заговорит, а у него и без неё полно хлопот.
Последний звонок, и все дружно срываются с мест. Всё, по домам! В вестибюле уже шумят дети. Тим прощается с Димом и Катей, благодарит соседку по башне, что отводит их домой, Эркин помогает Алисе одеться — сегодня погода хорошая, пусть погуляет в, пока он на шауни — у каждого своих забот полно. На Манефу если и смотрели, то мельком, и когда и куда она ушла, никто и не заметил.
К
— Ты чего, малец? — спросил он мимоходом.
И услышал в ответ неопределённое:
— Дело у меня тут ещё.
Эркин кивнул и тут же забыл об этом.
Убедившись, что все ушли вниз, Артём быстро пробежал по коридору к другой лестнице, поднялся на третий этаж, снова по коридору и по запасной лестнице спустился к комнатам за сценой и уже оттуда вошёл в зал.
Здесь было тихо и пусто. Артём огляделся и подошёл к роялю. Во вторник, когда он пришёл на обычные занятия, его остановила в вестибюле эта… Алевтина Алексеевна и сказала, чтобы он пришёл в субботу после уроков в зал, и она его послушает. А сказать «нет» он не смог, привычка к послушанию, тем более белой леди, не позволила.
Артём снова огляделся и, убедившись, что никого нет, бросил сумку на пол, открыл клавиатуру и осторожно коснулся клавиши, соседней… Мороз говорил как-то, что шесть лет гитары не держал, а руки всё помнили. А у него самого как? Артём несколько раз растопырил и сжал пальцы в кулак, и рискнул взять аккорд. Верно, помнят, сами по себе помнят. А вот это? Сесть он не решился и играл, стоя, согнувшись пополам.
Алевтина Алексеевна не любила, когда без её ведома кто-то садился к роялю, и начиналось неумелое бренчание и подбор по слуху, и, подходя к залу и услышав осторожные спотыкающиеся звуки, нахмурилась, но, уже взявшись за ручку двери, остановилась, вслушиваясь. Там не подбирали, а… вспоминали. Да, играть умеют, вернее, умели и теперь восстанавливают. Как и она сама, когда… нет, не будем вспоминать то, что мешает жить. Играют мягко, но почему не упражнение, а пьеса? Мелодия интересная, игривая, даже фривольная… Не слышала раньше. Кто же это?
Алевтина Алексеевна осторожно открыла дверь и вошла. И еле сдержалась. У рояля стоял Артём Савельцев. Ей говорили, что он хорошо поёт, а церкви хору подтягивает чисто-чистенько и у берёз… Она потому и настояла, чтобы он пришёл на прослушивание, самородок можно обработать только в молодости, даже в детстве, потом голос закостенеет и останется для вечеринок и обихода, а… он играет, значит, его уже учили?
Артём так увлёкся — «О, моя любовь» вышла полностью и «Моя сексуальная штучка» тоже, а вот «Пушистый котёнок» застревает, тут мяукнуть надо, чёрт, не вытягиваются пальцы, у него, правда, этот пассаж и раньше плохо получался, на этом месте уже всегда лапают и играть мешают, и не слушают ни хрена, как ни сфальшивишь, так всё сойдёт, а если так попробовать и с левой зайти — что ничего не замечал и вдруг ощутил рядом чьё-то дыхание. Он поднял глаза и, ойкнув, отскочил от рояля, пряча руки за спину.
Алевтина Алексеевна улыбнулась.
— Ну и чего ты испугался? У тебя очень хорошо получается.
— Спасибо, мэм, — автоматически бормотнул Артём по-английски.
— Ты учился играть? — спросила Алевтина Алексеевна. — Или сам подбирал? По слуху?
Артём замялся, не зная, как лучше соврать. Правду говорить он вовсе не хотел. Но, к его облегчению, Алевтина Алексеевна не стала расспрашивать, а села к роялю.
— Ну-ка, повтори, — и дала ему тон.
Артём подавил вздох и запел.