Аналогичный мир - 4
Шрифт:
— И какой футбол по слякоти, — ворчал дед.
— А у школы асфальт, — Санька сунул Ларьке законченный рисунок. — Мы там играем. Деда, а если резиной? Ну, как валенки.
— И верёвкой подвязать, — кивнул дед. — Ежели я её прошью, она ж воду держать не будет.
— А чего с ней делают? — спросил Артём.
— Клеят. Клей нужен. Особый.
Артём кивнул, протыкая кожу.
— На той неделе я во вторую. И в воскресенье работаю.
— Угу, — кивнул дед. — За воскресенье двойную платят?
— А как же.
— Тогда
Артём улыбнулся. Будто это он сам смены выбирает, график-то управляющий составляет, на квартал вперёд. Но деду он ничего не сказал: пусть думает, что по его слову всё делается. Деду приятно, а ему нетрудно.
После Санькиных ботинок дед придирчиво осмотрел Лилькины.
— Сгодятся пока.
— В школе велели сменку приносить, — сказала Лилька.
— Ну, так что, взять нечего? — дед сердито повёл бородой. — Раз велели, значит, надо. Санька, слышал?
— Я что, девчонка, сменку таскать?! — возмутился Санька.
— Цыц, я сказал. Надо, значит, надо!
Санька покосился на Артёма и кивнул.
— Ладно.
Такие перепалки бывали часто, и последнее слово всегда оставалось за дедом. Как и положено.
Утро пасмурное, но ни дождя, ни снега с неба не сыплется, и ветра совсем нет. Как всегда по субботам они шли втроём: Эркин, Андрей и Алиса.
— Эрик, так уже зима или ещё осень?
— Предзимье, — ответил за Эркина Андрей.
Выпавший в начале недели снег стаял, и Андрей оделся, как и Эркин резиновые сапоги с тёплыми вкладышами и осенняя куртка с подстёжкой. Кожаные обновки он решил до серьёзного снега не трогать. О завтрашней поездке не говорили: по покупкам всё решили, так что нечего впустую болтать.
Алиса подпрыгивала на ходу, повисая на руке Эркина, крутилась, выглядывая знакомых, и, увидев впереди Дима и Катю, радостно завопила:
— Димка-а-а!
Дим, Катя и Тим обернулись. И, как обычно, после минутной суеты и обмена приветствиями дети пошли впереди, а взрослые сзади.
— Ну, как малышка? — весело спросил Андрей.
Тим невольно расплылся в блаженной улыбке.
— Она меня узнаёт уже!
Андрей и Эркин дружно восхитились. И Тим не смог удержаться от рассказа.
Потом заговорили о погоде, что по приметам бабы Фимы, да и другие, кто здесь давно, подтверждают, выходит похолодание, а если, как тоже все говорят, снег на сухое ляжет, то уже прочно, до весны.
Так, под разговор, дошли до Культурного Центра, разделись, отправили детей на занятия и поднялись в своё класс.
По субботам всегда в классе тесно и шумно. Кто что сделал, чего у кого списать… Эркин сел рядом с Артёмом, достал из портфеля учебник и тетрадь.
— Задачи сделал?
— А то! — залихватски ответил Артём. — А ты?
Эркин кивнул.
— Сделал, — и, хмыкнув, тихо по-английски: — Бывало и хуже.
— Бывало, — так же тихо и тоже по-английски согласился Артём.
Зазвенел
— Оу! — обрадовался Павлов, и его чёрная лоснящаяся физиономия расплылась в улыбке.
— Точно, лабораторка, — радостно поддержал его Андрей.
Обрадовались и остальные. Руками все любили работать, как-то это лучше получается.
— Вот, Леонида Георгиевна, — Аржанов встал и положил на учительский стол стопку стёкол размером с треть стола. — Я сделал и края загладил.
— Большое спасибо, разложи по столам, хорошо?
— Это, — догадался Эркин, — чтобы пролитое стол не разъело, так?
— Да, Мороз, правильно.
Эркин самодовольно улыбнулся, а Артём уважительно посмотрел на него.
Леонида Георгиевна строго оглядела класс.
— Откройте тетрадь для лабораторных работ. Сегодняшняя дата. Работа номер три. Тема…
Леонида Георгиевна повернулась к доске написать тему, но тут открылась дверь, и в класс вошёл Мирон Трофимович. Все недоумевающе встали.
— Здравствуйте, — кивнул Мирон Трофимович. — Садитесь, — и посмотрел на дверь.
И все повернулись туда же. В дверях стояла… с первого взгляда и не поймёшь какого возраста — женщина. Вся в чёрном, голова окутана чёрным платком, и лицо бледное до голубоватой белизны.
— Смелее, — улыбнулся ей Мирон Трофимович. — Входите.
Она потупилась и вошла, колыхнув длинной чёрной юбкой, из-под которой виднелись только носки чёрных резиновых сапожек. Мирон Трофимович повернулся к классу.
— Это Манефа Леснова, будет учиться в вашем классе. Прошу любить и жаловать.
Андрей расплылся в улыбке и чуть шевельнулся, показывая, что стул рядом с ним свободен. Мирон Трофимович строго посмотрел на него, а потом оглядел класс. Свободных мест два. Рядом с младшим Морозом и в дальнем углу рядом с Черновым. Остальные столы заняты. Пересаживать… лишняя сумятица… нет, пусть выбирает сама… И повернулся к ней.
— Садитесь.
Она помедлила и подошла к столу Андрея. Видимо, Тим ей показался страшнее. Мирон Трофимович кивнул.
— Хорошо. Леонида Георгиевна, извините, что помешал.
— Ничего, — улыбнулась та. — Мы нагоним.
Все встали, провожая директора, и снова сели, когда за ним закрылась дверь. Леонида Георгиевна написала на доске тему и стала диктовать задание. Андрей писал быстро, искоса рассматривая неожиданную соседку. Руки тоже белые, пальцы тонкие, не расплющены ни дойкой, ни другой тяжёлой работой, кожа гладкая, не морщит после стирок в холодной воде. И белизна… знакомая, тюремная белизна. Совсем интересно. Но задание уже записано, пора работать. Набор у каждого свой, да и Леонида Георгиевна подошла к новенькой и тихо заговорила с ней. Андрей ещё успел подумать о чудном имени и углубился в работу.