Анарео
Шрифт:
И имя, имя — почему-то Акин был точно уверен, что, стоит вспомнить это чертово имя, как боль отпустит и больше не вернется. Но оно, как командующий не старался, упорно не всплывало на поверхность.
Он перепробовал все. Советы личного врача, повидавшего много в своей жизни, снотворные травы; пытался при пробуждении не думать, отвлекаться от навязчивого воспоминания — не помогало ничего.
Единственное, от чего отказался Акин — посещение знахарки. Чтобы черно-белая униформа и деревенская колдунья — может, и не колдунья вовсе, а так, опытная пройдоха — нет.
Правда, в свете последних недель, когда боль стала приходить не только по утрам, категоричность рикута начала таять.
Вот и сейчас он, разглядывая деревянную статуэтку, почувствовал знакомую ломоту, точно пробующую на вкус его собственный затылок. Скривился: да, день сегодня не просто не задался…
Аппарат на столе вновь зазвонил — на сей раз так, что Акин дернулся. И в этот самый миг пришло озарение.
Анастасия. Ну конечно же! Её звали Анастасия!
Неужели…неужели все? Страдания окончены, и сны больше не обернутся мучительным дневным кошмаром? Ему не верилось; а вдруг, стоит ответить на звонок, и все вернется?
Акин лихорадочно начеркал имя на листке бумаги. Так он точно его не забудет. Расскажи кому — за сумасшедшего примут ведь…
Боль отступила, растворилась, ушла, напоследок скользнув неприятным холодком по шее. Но командующий уже ожил, уже отведал освобождение, уже воодушевился — и снял трубку совсем другим человеком.
— Слушаю!.. Да! Да… Я понял вас, господин… презис Резарт.
Оживление сползло с него непослушным покрывалом. Радостный настрой был оборван всего лишь несколькими фразами: презис требовал, чтобы весь основной состав рикутов встал на защиту резиденции, очистив локус от присутствия людей.
Что же там такое произошло, что сиятельный антар считает, что рикуты справятся лучше стражей?..
Он рывком содрал с крючка плащ, распахнул дверь, и, выходя в коридор, на мгновение обернулся. Поймал глазами деревянную ящерицу, снова вспомнил: и просветлел.
Девушки выбрались на удивление быстро. Дом почти не пострадал, если не считать разбитой посуды и свалки мебели, которую студентки устроили возле входа.
Анна недовольно смахнула с плеча паука-сенокосца; сбросив на пол, тщательно раздавила его. Лита покосилась в её сторону, но ничего не сказала.
Она хорошо помнила этих маленьких безобидных созданий; там, где медсестра выросла, этих насекомых хватало; один из них частенько плел совершенно не липкую паутину на подоконнике в комнате тогда еще маленькой девочки. Лита помнила, как она поймала «жнеца» — так его в шутку называли дети, и как долгоножка убежал, оставив в её пальцах одну лишь ногу.
— Куда теперь?
— На улице никого нет, — кудрявая озабоченно потерла подбородок. — Разбежались, видимо… Предлагаю уйти отсюда — слишком приметное место, сразу ясно, кто мы такие. Среди толпы будет проще затеряться.
— И куда мы? — спросила Лита.
— Можно пройтись по городу. Посмотреть издалека, что там с нашим рабочим местом. Может, мы там сейчас пригодимся.
После короткого разговора выяснилось, что кудрявая
— Отлично, — подытожила Лита, — предлагаю отправиться к корпусу дуцента, где работаю я. Рядом хиругия: может быть, понадобится наша помощь.
Возражать никто не стал.
Смерть пришла с севера — с той стороны, где льдистая вершина Тамен упиралась в серое призрачное небо, где братья-близнецы Мизери стояли насмерть вечной охраной своей своенравной сестры.
Сначала это был легкий шелест; никем не услышанный, он все приближался, пока не перерос в громкий шепот. И тогда шевелящаяся, серо-коричневая волна хлынула — и затопила город, переливаясь через каменные стены, через деревянные пороги, заполняя каждую щель, каждую пробоину, каждую найденную дыру.
Никто не понял сразу, что же случилось, а когда поняли, было уже слишком поздно.
Командующий, стягивавший все свои подразделения к локусу, замершему посреди столицы, едва не растерялся — но тут же развернул рикутов и бросил в атаку. Дубинки хорошо реагировали на движение огромной массы; атреки взлетали вверх и разили врага наповал.
Но жнецов было слишком много. Не сотни, и даже не тысячи пауков-сенокосцев стремительно заполняли собой город. Они забирались на жителей с необыкновенной скоростью, заползая под рукава, за воротник, под плащи, нанося парализующие укусы. Один укус ничего не значил бы; но их были десятки, и люди падали, и насекомые завершали свое дело уже на земле, облепляя тела так, что спустя две минуты нельзя было даже разглядеть лица несчастных.
Кто-то верно вспомнил об огне; дело пошло на лад, и жнецы отступили. О бунте было забыто; простые горожане сражались на посеревших от трупиков насекомых улицах бок о бок с теми, кого еще недавно ненавидели и за глаза звали продавшимися антарам ублюдками. Сами антары словно вымерли; их каменные, словно литые дома, в которых заперлись кровопийцы, сенокосцам пока были не по зубам.
Лита с новообретенной подругой не покладая рук трудилась в хирургическом корпусе. Догадались выставить цепь с факелами вокруг медицинских корпусов; пострадавших притаскивали каждую минуту, и девушки делали, что могли. Вскоре Лите пришлось бросить свой пост: её срочно позвали в корпус дуцента. Собранная для антаров кровь понадобилась самим людям.
Начальница с белым, как мел, лицом, на вопрос махнула рукой:
— Бери. Им нужнее… Да знаю я, знаю, — она раздраженно отвернулась к окну, где полчища тварей редели под натиском размахивавших факелами. — Пусть. Я не боюсь Атриума; если мы вообще доживем до него, до этого Атриума…
В тот самый момент, когда люди были уже готовы поверить в свое спасение, когда вовремя спохватились и потушили несколько случайно подожженных домов, когда Акин мысленно подсчитывал потери своей гвардии, и улицы Анарео, казалось, почти очистили от немыслимого напора насекомых, пришла вторая волна.