Анарео
Шрифт:
Они кривой цепочкой поднялись на горную узкую тропку, вьющуюся тонким изгибом. Чем выше взбирался совет, тем сильнее кружилась голова у Лазаруса; он не мог взглянуть вниз, в клочья утреннего тумана, без тошноты. Волдета страшно раздражало, что анетис еле передвигает ноги; ликуд с удовольствием скинул бы того вниз, но его останавливало присутствие ещё двоих.
«Ни к чему лишние проблемы, — думал Волдет. — Только всех сразу».
Анетис, шедший впереди, внезапно остановился.
— Ну, что
Лазарус поднял мучительный взгляд, всем видом показывая, как ему плохо. Затем резко перехватил посох навершием к себе, и что есть силы толкнул антара тупым концом в грудь.
Волдет взмахнул руками, пытаясь удержаться, и, чёрной птицей падая вниз, выронил свой посох.
Костадин и Игнаас ничем не выразили своего отношения к произошедшему. Соли на мгновение повернулся и прикрыл глаза, пряча вспыхнувшее удовольствие. Дормиен же и вовсе сделал вид, что ничего не случилось.
Лазарус на миг почувствовал разочарование. Он ждал возмущения, обвинений, радости, благодарностей — но только не молчания.
Анетис не рассчитал жажды власти своих сородичей, и теперь мысленно клял себя за это. Он мнил, что главы перепуганы странной земной дрожью, поведением стражей; ему казалось, что они разделяют его страх и с удовольствием дождутся его снаружи, предоставив совершить, судя по всему, опасное путешествие в одиночку. Но ни один, ни второй не собирались уступать Лазарусу красный посох. Теперь он гадал: не обернется ли убийство Волдета против него?
…Тропа окончилась крутым обрывом; несколько камешков сорвалось из-под ног Игнааса, шедшего впереди, и исчезло в глубокой пропасти, распростершейся под их ногами.
— Это должно быть тут, — произнес вслух вконец растерявшийся анетис.
Игнаас перехватил его взгляд и вдруг кивнул:
— Ты слишком горяч, Лазарус. Смотри, это не всегда на пользу. — И повернулся к скале, открывавшейся сбоку огромной дырой:
— Вот мы и пришли… к началу пути.
Лазарусу оставалось только гадать, что таилось в словах соли: снисходительная поддержка? Угроза? Глава внезапно почувствовал себя неуютно; ему захотелось в прошлое, в те времена, когда от него ничего не требовалось и он ничего не знал ни о рудниках, ни о пещере, ни о посохе круенто.
Они осторожно вошли внутрь: Игнаас, дормиен и последним — Лазарус.
Изнутри гора казалась самой обычной. Серый камень, полумрак, песок и осколки горных пород под ногами. Тут Лазаруса удивил Костадин: он поднял свой посох, считавшийся бесполезным, вверх, и лепестки мака засветились багровым светом.
Игнаас даже не обратил на это внимание; анетис же чуть не поперхнулся. Какие еще сюрпризы преподнесут ему родичи?.. Он всегда думал об обоих как о никчемных, ни на что неспособных стариках.
Туннель повернул слегка вверх, затем направо. Ничто не мешало антарам идти вперед; небольшие спуски сменялись такими же подъемами, и страх на
Наконец троица вышла в странный грот круглой формы; даже углы у него были скруглены. Лазарус сделал несколько шагов и почувствовал, как ноги вязнут в только что казавшемся твердым и безопасным грунте. Он дернулся, раз, другой; неведомая сила не отпускала его. В отчаянии антар поднял глаза, рассчитывая попросить о помощи соли или дормиен:
— Эй!..
Белый, плотный туман поглотил его крик. На расстоянии руки от лица ничего не было видно.
Глава сорок девятая
Лазарус закрыл глаза, но сладко-удушливая вата никуда не исчезла: она облепила лицо, вкрадчиво вползая в ноздри, плотно забивая уши и не давая вдохнуть воздух полной грудью.
«Это конец», — с горечью подумал целитель.
Они его бросили. И поделом… Ушли вперед, не оглядываясь. К чему им жалкий анетис? Лишний груз. А может — побоялись предательства. Что, как Волдета…
Вдруг представилось: совершенно четко, ясно — свершившееся менее получаса назад. Пренебрежительный взгляд, легкое раздражение — чего, мол, встал, как осел, поперек дороги?.. И короткое, в два биения антарского пульса, изумление. Посмел толкнуть, и кто? Ничтожество, глупый мальчишка, перешел дорогу ему, Волдету…
Страха в глазах ликуд Лазарус так и не дождался.
Сможет ли он так же спокойно встретить свою смерть?
Дышать было нечем: ватный туман мягко ластился к лицу. Каково это — умирать, разбившись об острые камни на дне пропасти?.. О чем думал Волдет в последние минуты своей жизни?
Говорят, что перед смертью видятся самые яркие моменты — неважно, плохие или хорошие. У Лазаруса в голове был хаос: обрывки мыслей, бессмысленные картинки, проблески прошлого. Значит ли это, что умирать ему еще слишком рано?
Сердце его колотилось, а ум перескакивал с одного на другого, точно заполошный заяц. Он в отчаянии поднял руки к лицу: отодрать прилипшую, неприятную вату, пока та не забила рот, вдохнуть напоследок, крикнуть о помощи… Но голос осип, и хриплый, чуть слышный звук увяз, поглощенный страшным туманом.
Лазарус сел, так и не открыв глаза, на ледяной пол пещеры, разгоняя лохмотья тумана, и заплакал.
Костадин ругался.
Он вспомнил все известные ему слова в этом направлении; помянул покойного Феликса, притащившего его предков в Патакву, длинно высказался в сторону самих предков, не забыл о круенто, которые догадались запрятать посох в такую глушь, и теперь ему, Костадину, приходилось пробираться через немыслимые препятствия, чтобы добраться до заветной цели. Да еще проклятые родичи куда-то подевались: только что были здесь, рядом, а теперь никого нет, и поди, разбери чего в этой кромешной тьме. Посох упорно не желал рассеивать мрак, и дормиен никак не удавалось его оживить.